Трудности Пенелопы в отношениях с Ричардом представляют собой тупик в развитии одной линии. Она полностью отказалась от использования своего тела в эмоциональных контактах. Она могла, например, эмоционально откликаться на обращения своих детей, адекватно отражать и контейнировать страхи перед потенциально трудными для них переживаниями, но в области физических отношений с мужем барьер был крепок. Она не могла допустить существования слабых мест в своей защите. На этом месте она застряла, потому что именно здесь ее истинная самость скрывалась от угрозы услышать от кого-то постороннего, что́ она чувствовала внутри себя. Физически отдаться Ричарду для ее скрытой самости означало бы, что он не только скажет ей это, но и заставит ее чувствовать так, тем самым обесценив ее как личность, которая получает ощущения от своего тела, и завладев самым сокровенным. Она чувствовала, что должна бороться против этого, и предпочла бы потерять его (проекция материнского переноса), чем потерять себя, позволив заместить свою истинную самость ложной, чтобы угодить мужу, как прежде – матери. Для Пенелопы сексуальное взаимодействие с Ричардом возрождало ее антилибидинальное переживание отношений с матерью, оставшееся неизменным с детства.

На этом примере можно наглядно пронаблюдать: 1) недостаток отзеркаливания; 2) вынужденное формирование ложной самости; 3) защитное отчуждение от мужа как трансферентного первичного объекта; и 4) незрелую и ригидную потребность Пенелопы в эмоциональной заботе о себе и физической заботе о своем теле, чтобы избежать отголосков интерактивной телесной способности к реагированию (interactive somatic responsiveness). Она не решалась обнаружить свою жажду заботы, боясь быть отвергнутой и эмоционально уничтоженной.

Постепенный переход ребенка от полной привязанности к матери к сепарации и частичной привязанности к ней начинается в раннем детстве. Малер отмечает, что отец с самого начала существует для ребенка как фигура, «до некоторой степени включенная в симбиотический союз, но по-настоящему не являющаяся его частью». По ее наблюдениям, младенец с раннего периода знает об особенных отношениях между матерью и отцом, но нам об этом известно очень мало[43].

В исследовании Брэзлетона и его сотрудников[44] сравниваются формы взаимодействия между матерью и младенцем и между отцом и младенцем, снятые на пленку в определенный период времени, – так же, как в эксперименте, описанном в главе 3. На основании проделанной работы они пришли к выводу, что рассмотренные формы различаются между собой, и это, возможно, свидетельствует об их различных функциях в процессе развития. Для взаимодействия младенца с отцом характерна стадия более быстрого возбуждения, более короткое плато сильного возбуждения и иногда более короткая стадия торможения. Такая картина немного напоминает форму взаимодействия младенца с абсолютно незнакомым человеком, что поддерживает точку зрения, согласно которой отец частично является посторонним[45].

На доэдипальной стадии отец рассматривается как важное, но, как правило, второстепенное заботящееся лицо, в основном заменяющее мать, или посторонний человек, но с особыми свойствами, причем его роль в области привязанности похожа на роль матери, но все же она вторична.

Однако, помимо вышеупомянутой дублирующей роли, у отца есть более важная двойная функция. Во-первых, он обеспечивает надежность первоначального процесса привязанности. Поддерживая и заменяя мать, он выполняет «контейнирующую» функцию для нее и для младенца, защищает их от внешнего мира. Тогда мать, чувствуя себя в безопасности, обращает все свое внимание на младенца, и «первичная материнская озабоченность» реализуется беспрепятственно