Мать, кивнув головой, расплываясь в улыбке, констатировала:
– Ага! Тот, чей папаша мне проходу не давал. Замуж звал… – подбоченившись, с гордостью, – на хрен мне его жвачки!..
С оглядкой на дверь призналась:
– К тому же тоже кобель!.. Всех моих подруг перетрахал… – с призрением, – те же мне сами и хвастались… – с гонором, – я что «последняя»?!
Показывая фигу:
– Мы честные были… Я твоему папке в первый день свадьбы отдалась.
Приглушённо:
– Берегла честь смолоду, чтобы потом мне всю жизнь никто не тыкал в нос, не лез вопросами…
Смеясь:
– Вот теперь им и помыкаю. Ему нечем крыть. Сам-то тоже всех перетр…
Инна покраснела. Мать, заметив, вздыхая, сказала:
– Такая наша жизнь!.. Не тебя, так ты…
На что Инна прошептала:
– Я так и не научилась жить по-взрослому. Все мне гадости делают, а я в отместку не могу плюнуть им в душу.
Мать срываясь:
– Учись! Пока мамка жива!..
Вспомнив о чём-то, мать вынырнула из комнаты. Инна осталась наедине со своими мыслями. Она не знала, как ей жить дальше, а главное с кем?
Семейное застолье прошло за бурными разговорами. Мать и отец, расспрашивая дочь о её жизни как бы, между прочим, наставляли ту, как надо жить по-взрослому. Утверждая, что семейная жизнь – это настоящий труд иногда не под силу, но всё-таки дающий свои плоды.
С нежностью глядя на отца ластясь к нему как кошка, поспешила добавить:
– Какого «котяру» вырастила!.. – гладя того по плечу, – и умный, и трудолюбивый, и любящий…
Отец после её слов даже зарделся, выпив рюмочку, стал в запале лобзать ей руки, тоже от себя нахваливая:
– Королева! – силясь обнять, целуя, – да я ради неё горы сверну…
Посмотрев на опешившую, разомлевшую после выпитого алкоголя дочь, выпалил:
– Вон, какую дочу взрастил!.. Не хухры мухры! Настоящая дама!
Оторвавшись от матери, выйдя из-за стола, он поспешил к Инне, тиская, целуя в засос, смакуя:
– Доча! Горячая штучка!..
Инна, оттолкнув отца в сторону, возмутилась:
– Па! Ты что совсем что ли?! Тискаешь как девку на сеновале. Я всё-таки дочь!..
Мать с суровостью в лице тут же прикрикнула:
– Нажрался! В кои веки, вмести собрались… Так нет… Надо свою дурь показать… – рявкая, – уйди с глаз долой!
Тот, понимая вверх руки, взмолился:
– Ну, мамочка!.. Можно я с вами посижу с краюшку!.. – присаживаясь за стол рядом с Инной.
Это было так смешно, что все тут же рассмеялись.
Отец пригубив очередную «соточку» водочки, завёл любимую всеми песню:
– Вот кто-то с горочки спустился…
Мать и Инна тут же подхватили, песня их сблизила, сплотив хор.
Их песнопение нарушил стук в дверь.
На что отец прикрикнул:
– Ну, кого там ещё принесло? – вставая из-за стола, торопливо направился к двери.
Через минуту он явился с бутылкой в руках, за ним ввалился брутальный усатый мужчина, подшофе. Тот поспешил в кривляньях расшаркаться перед сидящими за столом дамами:
– Здрасте всем!.. А я тут мимо иду, слышу песни, кто-то поёт… – глядя на Инну, – думаю, никак Инка здесь… – сияя, – и на тебе! Собственной персоной!
Он поспешил к ней, на ходу поправляя чуб, балагуря:
– Блин! Сто лет не видел… – подойдя, обнял, чмокая в щёку.
Инна зардевшись, отмахиваясь рукой, с отвращением выпалила:
– Фу! У вас здесь все «алканавты» или через одного?
Гришка поспешил оправдаться:
– Так я чуть-чуть. Замёрз как цуцик. Греть-то некому.
Обнимая тиская:
– Погрей! – радуясь, – как здорово, что ты приехала!..
Инна глядя на него сквозь улыбку невольно бросила:
– Никак скучал?
Тот искренне признался:
– Ага.
И тут же по-свойски сел за стол, хватая руками со стола еду, балагуря:
– Едрён – батон! Вкуснятина!.. – глядя на мать Инны… – тёть Тань, возьми в зятья!