Он там в штанах изъявляет свое отчаянное желание запретного плода. Голодный. Пульсирует, ноет, поддергивается. Я быстро сжимаю ствол рукой, пытаясь ослабить блядское напряжение. Голова просто перестаёт работать в таких случаях.

Вот тебе и военный с невъебенной подготовкой.

Ладонь от единственного шлепка продолжает гореть. Мало, чертовски мало.

Нельзя было прерывать наказание, Захар не прав, сук нужно воспитывать, иначе сядут они на шею и свесят свои шикарные ножки.

Одна вон, кажется, свесила. С намалеванными красным лаком ноготочками, что так и просятся в рот. А в башке пульсирует: «эти ножки хорошо будут смотреться на моих плечах».

Нужен трах. И как можно скорей. Реально нужна упругая баба с узкой дыркой. Эту-то трогать нельзя, иначе все полетит к чертям собачьим.

Смотрю, как Захар заносит чертовку в спальню, и от греха подальше сматываюсь в свою комнату.

Переодеваюсь в свежую одежду, так как в этой весь вспотел. Надо хоть спарринг устроить, напряжение снять. Находиться в этом доме становится все сложней. Да и отдубасить Захара хорошенько не помешало бы. Чтобы руки не распускал, да приказы старших по возрасту слушался. Он может потерять контроль.

Разминаю тело, тяну мышцы, делаю сотню другую отжиманий на кулаках.

Короче, заебался ждать.

Психую и иду на поиски блудливого друга.

Это что за хрень собачья?!

За вечер охреневаю дважды, когда нахожу Захара в той комнате, сидящего около белоснежной постели.

Застываю.

Он раздел ее. Тварина. Переодел в короткую пижаму, в ту, что видели на первой встрече. Розовая, невинная.

Она сама-то в отключке. Лежит на животе, а этот придурок чем-то намазывает ей торчащий кверху зад.

Утомилась, бедняжка.

Захар медленно скользит своей огромной ручищей по маленькой попке Кати, оглаживает ноги, возвращается наверх, мажет кремом между сливочных булок.

Думаю, это точно лишнее.

А меня накрывает новой волной дичайшего желания. Стояк за пару секунд начинает давить башней на спортивные штаны.

Я нервно сглатываю образовавшуюся слюну и кладу свою ладонь на пах.

Она что-то мурлыкает, обнимая подушку, как любимого. Подаётся попкой к его рукам. Маняще выгибает гибкую спинку.

Зрелище настолько возбуждающее, что я готов зверем выть, лишь бы присоединиться.

Он сдвигает ее пижамные шорты вместе с трусиками вбок и меня прошибает, стоит увидеть мелькнувшую розовую девичью, сладкую плоть. И если я правильно понимаю, чисто выбритую. Блять.

Я знаю, что он собрался делать. И я бы не прочь его заменить, или помочь, но лучше нам отсюда свалить обоим.

Не даю Захару совершить ошибку и пустить все по пизде. Ни он, ни я не выдержим на гражданке.

Не даю придурку опустить свою голову к ней между ног. Топая, захожу в комнату.

— Ты больной? — озлобленно рыком кидаю в его сторону.

— Тихо... — шикает он на меня, но взгляда от манящей киски не отрывает. Сукин сын. — Ты подойди. Просто понюхай, как она пахнет... ммм…

Захар наклоняется к ней ещё раз.

Подхожу к нему, дергаю за майку вверх.

Всего трясёт. И меня, и его. Он не сопротивляется, лишь мотает головой. В этой комнате противопоказано находиться. Здесь все, вплоть до бантиков на зеркале, сводит внутренности узлом похоти. И желанием трахнуть нежную хозяйку берлоги.

Девочка, словно борец сумо, одолевает хрупкое равновесие разума. Опьяняя собой всех рядом, буквально заставляя вставать на колени.

Толкаю в грудь Захара, заставляя выйти из комнаты. Пиздец, вот что это.

— Ты головой вообще думаешь? — беру его за ворот майки, тяну к своему лицу. — Брат, что за хрень ты вытворяешь?

Злость бурлит в венах. А рожа этого идиота лишь сильней выводит из себя. Он нас обоих погубит.