- Это все вилами по воде писано…
- А тебе и в обычной жизни никто никаких гарантий не дает, - парировала она.
- И что, вот так я буду жить, укладываясь под незнакомых мужиков? – горько усмехнулась я.
- Сначала, да. Потом, когда покажешь, что на тебя есть спрос, будут отпускать на несколько дней с клиентами. Только не думай, что сможешь сбежать, - сразу предупредила она, увидев, как блеснули мои глаза, - Сюда приходят все свои, проверенные люди. Здесь нет залетных и никто не подставит свою голову ради шлюхи.
Последнее слово неприятно и больно резануло слух. Шлюха… да, теперь это и обо мне…
- Поэтому приходи в себя, отъедайся пару дней и давай уже вливайся в работу. Девчонки давно хотят с тобой познакомиться. И еще, Люб…
- Да?
- Не думай, что на этом твоя жизнь закончилась. Поверь, у судьбы для каждого в рукаве припасено по несколько козырей. Сейчас ты на дне, так оттолкнись ногами, хотя бы попробуй всплыть и удержаться на поверхности. Вдруг повезет?
Я лишь кивнула. Ну, а что тут еще скажешь?
- К нам года два назад привезли такую же, как ты, девчонку. По ней было видно, что она бриллиант, временно окунувшийся в грязь. Так же ревела, хотела умереть, но справилась. Барахталась лапками и выплывала из этого дерьма. Даже пяти месяцев у нас не провела. Выкупил ее какой-то богач, а она его потом бросила и укатила в Испанию на ПМЖ. Я к чему это говорю? Надо использовать любой шанс, но уж точно не ложиться помирать. Когда совсем херово, помни, что ты не одна. Нас тут таких двадцать баб, готовых лечь и отдать Богу душу, но ведь держимся? Помогаем друг другу, успокаиваем. Ты не одна, Люба, кто столкнулся с суровой реальностью, - она так горько это сказала, что у меня сжалось сердце от понимания. Ведь в ее душе так же сидит разъедающая боль, отравляющая каждое мгновение жизни.
9. 9
1999 год, март. Принятие себя..?
Прошел месяц с момента памятного разговора с Милой. Вернее, с первого разговора, так как после него их было еще с несколько десятков.
Мне очень тяжело давалось просто открывать с утра или днем глаза. Находить силы идти в душ, чистить зубы. Заталкивать в себя завтрак. Но поддержка других девушек, их тепло и доброта, а где-то и резкие высказывания помогали удержаться на плаву.
- Люб, вон посмотри на Машку, - кивнула Татьяна, - Ее сюда в шестнадцать лет приволокла мать, получила за нее денег и свалила на все четыре стороны. А Катька? Связалась с каким-то Махмудом, переписала на него хату, овца, а он ее перед свадьбой продал за несколько сотен баксов. Вот еще Верочка наша. Доброволица. Пришла сюда, когда узнала, что мужу нужны деньги на операцию. И что ты думаешь? Того уже прооперировали три года назад, а она все не уходит, ибо жить на что-то надо.
- А как же ее муж? – недоверчиво спросила.
- А что муж? Перед уходом на работу ласково целует, а с утра помогает сапожки снять. Она одна тянет семью, пока он лечится и восстанавливает здоровье.
- Чистая правда, - подтвердила рядом сидящая Ольга, - Я сюда, знаешь ли, тоже не добровольно попала. Да что уж повторять по десять раз, - махнула она рукой.
Действительно, повторять не имело смысла. Здесь каждая из нас любила по сотому разу пересказать свою историю и выслушать слова поддержки, а иногда и истории еще хлеще их. Очень многих они объединяли, сплочали.
Что самое для меня удивительное, так это то, где располагалось здание так называемого борделя. Иначе я это место назвать не могла. Центр Москвы. Центральный административный округ, Краснопресненская набережная. И вот здесь стоит трехэтажный особняк, выкупленный кем-то в собственность и переделанный под «отель». Стоит ли говорить, что туристы сюда не заезжают?