- Ххххррр, - вырывается из моего горла.

Вообще-то, я никогда не получала оргазмов. Перепробовав все, что возможно, Ромка перестал пробовать, решив, что я фригидна. Пару раз было что-то такое похожее, но…

В общем, я смирилась после бесполезных и бессмысленных проб, которые больше доводили меня до боли, и стала относиться к сексу как к необходимому для тела массажу. Примерно это я и собиралась ответить, - но разве о таком говорят эротическому сну? Ну, или эротическому наваждению, оказавшемуся явью. И вообще – не на первом же свидании такое обсуждать, ну, - в самом деле! Это – вообще моя мучительная и постыдная тайна, которой я не доверяю даже подругам! Ну, а до психиатра я пока не дошла морально. И никогда, надеюсь, не дойду…

- Так как ты хочешь? – его голос становится мягче, как будто разливаясь по моей коже волной чего-то очень нежного, остужая невыносимый жар и заставляя трепетать как-то совсем новой гранью… Где-то уже под кожей, внутри…

Движения пальцев становятся ласковыми, отпуская наконец клитор и начиная на грани прикосновения порхать вокруг него, от чего спазм, запечатавший мое горло, немного отпускает и я, кажется, снова способна на то, чтобы издавать внятные звуки.

- Войди в меня, - бормочу я. Ну, внятно – это довольно-таки условно. Это похоже на почерк, который разбираешь только ты сам. И то, - лишь потому, что помнишь, о чем писал.

- Ты уверена? – в его глазах снова что-то вспыхивает, когда тяжелая напряженная головка прикасается к моему входу, снова заставляя меня задохнуться и до боли стиснуть пальцы на ногах. Боже, какое блаженство… Боже!

- Не слишком много для тебя сразу? – его головка кружиться у моего входа, надавливая на сумасшедшее чувствительные точки, от чего я снова теряю дар речи и, кажется, перестаю видеть.

- Да, - каким-то нереальным чудом выдыхаю, распахивая закрывающиеся глаза.

Он медленно проталкивается в меня, - буквально на пару сантиметров.

И я сладостно стону, чувствуя, как ускоряется кровь в венах.

Действительно, возможно, это слишком, - я все распухла там, внутри, став гиперчувствительной.

И теперь ощутимо чувствуется болезненность этого проникновения, - его орган действительно совсем немаленький, да и я от всего отвыкла…

Он выходит и входит снова, заставляя меня задрожать. Эта дрожь идет изнутри, содрогаются все мои стенки. Они просто жаждут чувствовать, вобрать его, - и я уже не могу остановиться. Совсем не могу.

- Да, - хриплю я, впиваясь руками в его спину. Судорожно блуждая по ней, притягивая его к себе, просовывая язык между его губ.

- Да, - толкаюсь бедрами к нему, когда он снова выходит, оставляя по себе просто безумное, болезненное ощущение пустоты. От этой незаполненности гораздо больнее, чем от того, какой он большой и широкий. Та боль, - какая-то безумно сладкая, ее хочется больше и больше, а эта… Какая-то горькая, от которой хочется то ли разреветься, то ли наброситься на него…

- Да, - повторяю, когда он расталкивает своей головкой мои стенки снова, уже вцепляясь в его шею руками и начиная его целовать так жадно, что наверняка останутся засосы.

- Да! – ору до заложенных ушей, когда он все-таки заполняет меня до края…

И начинается полнейшее безумие.

Мое тело будто разметает на миллиард осколков, - и каждый из них туго пульсирует, взрывается, умирает и оживает снова.

Я становлюсь всем и ничем под тугими, жадными и резкими толчками, чувствуя себя чем-то вроде густого и насыщенного аромата того самого вина, которое въелось в воздух вокруг нас.

Мы сливаемся, превращаясь в одно судорожное рваное дыхание, в один всхлип, в один взгляд, в котором тонешь и выныриваешь вновь, пытаясь ненасытно отдышаться.