В мае Хрущев и Эйзенхауэр должны были увидеться в Париже на встрече лидеров четырех ведущих держав. Едва все собрались, Хрущев заявил, что если президент Соединенных Штатов отказывается принести извинения, то Советский Союз отзывает свое приглашение, Эйзенхауэр не может быть гостем нашей страны…

На этом встреча закончилась.

Министр обороны маршал Родион Яковлевич Малиновский радостно поддержал Хрущева:

– Нечего с ними цацкаться.

Громыко на склоне лет писал в своей книге: «Я иду за Хрущевым, а в голове одна мысль: «Чистый выпендреж!» Хрущев теряет контроль над собой, что для государственного деятеля недопустимо». В воспоминаниях Громыко осуждал Хрущева за то, что он покинул парижскую встречу и сорвал визит Эйзенхауэра в СССР.

В реальности в тот момент Громыко думал и действовал несколько иначе. Сотрудник советского посольства в Париже Владимир Всеволодович Снегирев вспоминал, как для советской делегации привезли большой запас продовольствия. Чтобы добро не пропадало, в посольстве устроили большой ужин. Первый тост произнес министр обороны Малиновский:

– Мы здесь, в Париже, были свидетелями исторического события, когда наш дорогой Никита Сергеевич со свойственным ему умением загнал этого зажиревшего буржуя в угол и заставил его извиваться.

Громыко не отставал и говорил о гениальности «нашего дорогого Никиты Сергеевича». Андрей Андреевич взирал на первого секретаря с показным восторгом, хотя непредсказуемость и импровизации Хрущева часто его пугали.

Николай Митрофанович Луньков, который был послом в Норвегии, вспоминает визит Хрущева в Осло. Во время прогулки Хрущев, его зять главный редактор «Известий» Алексей Иванович Аджубей и главный редактор «Правды» Павел Алексеевич Сатюков ушли вперед. Громыко сказал Лунькову:

– Вы поравняйтесь с Никитой Сергеевичем и побудьте рядом на случай, если возникнут какие-либо чисто норвежские вопросы.

В тот момент, когда Луньков приблизился, Хрущев оживленно говорил Аджубею и Сатюкову:

– Слушайте, как вы думаете, что, если у нас создать две партии – рабочую и крестьянскую?

При этом он оглянулся и выразительно посмотрел на Лунькова. Тот понял, что надо отстать. Посол на ухо пересказал Громыко то, что услышал. Громыко осторожно сказал:

– Да, это интересно. Но вы об этом никому не говорите.

В сентябре 1960 года Хрущев отправился в Нью-Йорк на сессию Генеральной Ассамблеи ООН. Вместе со всей делегацией он плыл на турбоэлектроходе «Балтика». Это немецкое судно досталось советскому флоту после войны в качестве трофея, его назвали «Вячеслав Молотов». После изгнания Молотова с партийного Олимпа теплоход переименовали в «Балтику».

Никита Сергеевич жил в люксе «А» по левому борту. Рано утром он появлялся на палубе и дышал свежим воздухом. Гулял даже в сильнейший шторм. По судовому радио крутили его любимую песню «Рушничок». Время от времени поднимался на мостик, чтобы перемолвиться словом с капитаном Павлом Алексеевичем Майоровым. Вечером в музыкальном салоне смотрел фильмы. Ровно в одиннадцать уходил в свою каюту.

Но Хрущев не отдыхал, а работал – диктовал стенографисткам наброски своих будущих выступлений в Нью-Йорке. Никита Сергеевич не упускал случая поддразнить Громыко. Говорил своему окружению:

– Смотрите, как молодо выглядит Андрей Андреевич. Ни одного седого волоска. Сразу видно, что он сидит себе в своем уютном закутке и чаек попивает.

Громыко делал вид, что ему смешно.

В Нью-Йорке у экипажа турбоэлектрохода произошло неприятнейшее происшествие. В город отпустили группу механиков, и сбежал котельный машинист эстонец Виктор Яаниметс. Он попросил у американцев политическое убежище. В другой ситуации капитану судна не поздоровилось бы, но Никита Сергеевич не захотел поднимать шум.