– Лев Иванович, я смотрю, у тебя прямо пожар какой-то! – рассмеялся аналитик сразу, как только ответил на звонок.

– Пожар? – удивился Гуров, выругав себя за тугодумство. – Марк Ильич, да ты прямо-таки кладезь подсказок! Не буду размахивать шашкой, мы еще поборемся, если ты, конечно, быстренько узнаешь, не приезжали ли в этот район пожарные в течение последних двух часов.

– Думаешь, машину твою сжечь могли посреди бела дня? – легко проследил ход мыслей сыщика Степанов. – Сейчас узнаю. Через пару минут перезвоню.

Пока Гуров ждал ответа на свой запрос, он молча ругал себя. Действительно, мысль о возможном поджоге автомобиля пришла к нему слишком поздно. Этот вопрос нужно было продумать и проработать еще до того, как Гуров отправился в Филевский парк. Впрочем, как говорят в народе: лучше поздно, чем никогда! И сыщику оставалось только радоваться, что он не мотался по дворам, тратя драгоценное время до того, как решил проверить возможность поджога машины похитителей. Хотя, если эту тачку сожгли, на место пожара все равно ехать придется. Что в итоге и получилось!

– Был пожар, горела машина, – проговорил через минуту Степанов, после того как сыщик ответил на его звонок. – Возможно, тачка та самая, которую ты искал. По крайней мере, марка автомобиля сходится. А цвет пожарные установить не смогли, поскольку машина горела вовсю еще до их приезда. Сгорела дотла, как говорится!

– И где она горела? – нетерпеливо поинтересовался Гуров.

– У Института современного искусства есть стоянка у въезда в Филевский парк, – спокойно ответил аналитик. – Там ее и подожгли. О пожаре сообщили из самого института, увидев дым из окна. Камеры на стоянке нет. Она общественная. Так что, кто туда заезжал и выезжал, я тебе сказать не могу.

– И на том спасибо! А остальное постараюсь сам узнать! – ответил сыщик, отключил связь и рванул в сторону Института современного искусства.

Одна из черт характера Станислава, которую он старался не показывать перед друзьями, с возрастом стала обостряться. Ею было неотвратимое желание оценивать шансы на успех каждого мероприятия, будь то вариант знакомства с девушкой, исход футбольного матча или работа по раскрытию очередного преступления. Крячко считал эту черту чем-то сродни игромании и стыдился ее. Однако ничего с собой поделать не мог. И каждый раз, когда брался делать что-то новое, даже просто смотреть телевизор, пытался просчитать, доставит ли дело ему удовольствие и насколько успешным оно окажется. И в этом было его главное отличие от Гурова, который, как казалось Станиславу, изначально исключал возможность неудачи в любом предприятии, за которое брался.

Не стал исключением и недавний разговор с Гуровым. Даже еще не закончив общаться с другом, Крячко принялся рассчитывать шансы на то, что им удастся найти девочку в течение суток. Станислав понимал, что дело практически нереальное, и без подключения всей мощи правоохранительных органов, в том числе и ФСБ, шансы приближались к нулю. Наверняка преступники тщательно готовились к похищению и продумали все шаги до мелочей. Крячко был уверен, им с другом удастся поймать негодяев, но то, что произойдет это до истечения ближайших двадцати четырех часов, считал маловероятным.

И успокаивал его лишь один факт: девочка останется жива, поскольку у ее мамаши есть деньги, и она готова их заплатить. К сожалению, убийства детей в России еще со времен начала перестройки перестали быть редкостью, но, по мнению Станислава, сейчас был не тот случай! Похитителям проще вернуть ребенка домой и рассчитывать, что им на «хвост» не сядут все силовики страны, чем убить Алину и быть уверенными, что в этом случае их будут преследовать до тех пор, пока не загонят в гроб. А если у Запьянцевой окажется достаточно денег, чтобы оплатить услуги нужным людям, то бандиты окажутся на том свете еще до того, как успеют потратить хоть что-то из выкупа.