Неужели монстр, скрывающийся под личиной слепой женщины, заманил в логово сразу двоих? Только одно не укладывалось в голове капитана – они шли за старухой сами. Впрочем, хитрая тварь могла обманом завлекать жертвы, а когда замаячила комиссия из города, попыталась спрятать тела в окрестных лесах. Но их почти сразу нашли.

Скрипнула дверь, и старуха поманила детей за собой в сени.

Нет времени на раздумья. Сейчас или никогда. Акулов нащупал под шинелью ножны и рукоятку серебряного клинка. Серебро – это хорошо, это надёжно, убивает почти любую нечисть. А если металл закалён в благодатном огне… У монстра нет шансов. Вот он скоро и убедится. Николай с тихим лязгом достал из ножен кинжал и подкрался к двери. Осторожно дёрнул – заперто, просунул лезвие в щель и провёл вверх, тихо звякнул крючок, и капитан шагнул в сени. Темнота поглотила оперативника, и мёртвая тишина сомкнулась над его головой, как вязкое, топкое болото.

Ни вздоха, ни скрипа не слышал Акулов. Словно в дом никто не входил. Едва дыша, почти на ощупь он прокрался к двери в горницу. Она оказалась не заперта. Он медленно открыл её, пытаясь прислушаться к звукам внутри комнаты, но услышал только шум крови в ушах и завывания ветра в холодной печной трубе. Оперативник шагнул в густую, словно в старом зловещем склепе, темноту.

Оглушительно громко чиркнула спичка. Вспышка на мгновение ослепила капитана, и он, подчиняясь дремавшим рефлексам, бросился в угол и выставил перед собой клинок. Зажглась и разгорелась тонкая лучина, прогнав остатки ночного мрака. На скамейке возле стены сидела слепая старуха, и её белые, как кладбищенский туман, глаза смотрели прямо на него.

– Ну что, опричник, нашёл ведьму? – Проскрипела она, словно провела наждачкой по стеклу.

Дети, оба лет тринадцати, сидели рядом и обнимали старуху. В детских глазах плескался первобытный страх, обращённый к Акулову, но не к твари, заманившей их сюда.

– Отпусти… – прохрипел капитан, прокашлялся и продолжил нормальным голосом. – Отпусти детей.

– Они не хотят уходить.

Акулов встал, отряхнулся, но клинок не убрал. Мальчик и девочка смотрели на него во все глаза, в то же время пытаясь спрятаться в подмышках у старухи. Как же так ведьма запудрила им мозги, что они видели угрозу в нём, а не в ней? От злости клинок в руке мелко трясло.

– С детоубийцами у меня разговор короткий. Или отпусти их, или… ты и слова сказать не успеешь.

Бабка что-то прошептала детям и подтолкнула в спины.

– Ну, идите-идите. Дядя вас потом заберёт. И дверь прикройте, а то тепло выпускаете.

Две пары глаз взглянули на бабку и исчезли за дверью. Та скрипнула, закрываясь.

– Ну, секи, опричник.

Женщина, сидя, выпрямилась и зажмурила глаза. Акулов занёс клинок для удара и… замер. На морщинистой щеке блеснула, быстро скатываясь, слезинка, но капитан её не увидел, его взгляд приковала маленькая чёрно-белая фотография в самодельной, криво сколоченной рамке на стене.

– Только обещай, убивец, что детей увезёшь отсюда.

Старушечья рука неожиданно сильно схватила его за запястье.

– Обещай! – Исступлённо закричала ведьма и расплакалась.

С фотографии на капитана смотрела счастливая семья; двое, статный мужчина в военной форме и сединой на висках и женщина с лицом, сияющим строгой спокойной красотой, сидели на той самой скамейке, на которой замерла старуха, подле них, опёршись спиной о колени и скрестив ноги, расположилась молодая и необычайно красивая девушка с открытой доброй улыбкой. Она держала двух близнецов, закутанных в пелёнки, девочку повязали бантиком.

Акулов убрал чужую руку с запястья. В слепой старухе с трудом проглядывала та женщина с фотографии. Он оглянулся на дверь – в узкой щёлочке блестели глаза. Капитан убрал клинок и сел рядом на скамейку. Поспешив с выводами, он едва не совершил самую ужасную ошибку в своей жизни.