Дубровский вскочил со стула и нервно заходил по комнате.

– Погодите,– он остановился.– А та больная? Она тоже занимается йогой?

– Я ещё с ней не разговаривал, но не исключаю такой возможности.

В этот момент вошла женщина и Артём понял, что разговор окончен.

– Знаете, а я ведь молилась за него,– призналась она, распахивая перед Артёмом входную дверь.– Много молилась. Вот Бог и помог. Если бы муж умер, не представляю, как бы мы с дочкой…

У неё на глазах появились слёзы.

– Мы просим вас- передайте Попову- не надо никого наказывать и искать виновных. Пожалуйста…

Владик, веснушчатый мальчишка со смешным хохолком на затылке, водил пальцами по испещрённой шрифтом Брайля книжной странице.

– «Отче наш, сущий на небесах…»– громко прочитал он и победно улыбнулся.

– Учимся читать.

Мать мягко похлопала мальчика по спине и, вздохнув, плотно прикрыла дверь комнаты.

– Давайте поговорим на кухне,– предложила она Артёму.

Жарившаяся на сковородке картошка источала аппетитный запах, и ничего не евший со вчерашнего вечера Артём сглотнул слюну.

– Хотите?– предложила Сергеева, хотя картошки едва хватило бы ей самой и мальчику.

Артём отрицательно покачал головой.

– Спасибо, я сыт.

Галина кивнула и отошла к окну, так что Артём получил возможность хорошенько рассмотреть её.

Как и Дубровский, она выглядела значительно моложе своих лет и цвела здоровьем. Невозможно было поверить, что ещё неделю назад эта женщина умирала от инфаркта в реанимации.

– Когда всё произошло…

Она с тревогой посмотрела в сторону комнаты и сделала громче радио.

– Когда меня прихватило, я первым делом подумала про сына- что с ним будет? Если я … его отправят в детский дом. Детдомовцы такие жестокие! А мой мальчик привык к домашней еде, к хорошему обращению. Он не смог бы за себя постоять.

Сергеева прикусила губу.

– Я понимаю, вам тяжело вспоминать,– осторожно начал Артём,– но всё же- вернёмся к тому вечеру.

Женщина испуганно съёжилась.

– Говорят, я была в коме. Я помню только темноту, тишину, жуткий холод. Должно быть, в палате открыли окно. Потом я услышала раскат грома. Что-то вспыхнуло. Молния.

Женщина нерешительно посмотрела на Артёма.

– Хотя, зимой… Наверное, мне почудилось… Потом я стала задыхаться…

Она взяла лопаточку и принялась неловкими движениями перемешивать чуть подгоревшую картошку.

– Вы не нервничайте,– попытался успокоить её Артём.– Вы, наверное, в курсе, что вы не первая, кто… кто выздоравливает таким необычным образом?

Женщина кивнула.

– Тот пациент, что ожил первый,– продолжил он,– рассказывает тоже самое. Тишина, мрак, жуткий холод, грохот, вспышка.

– Да?

Женщина прикрыла сковородку крышкой, выключила газ и внимательно посмотрела на Артёма, будто размышляя, стоит ли ей рассказывать дальше или нет.

– А к нему приходила…

Она бросила на гостя умоляющий взгляд.

– Только не смейтесь, но мне кажется, я видела… смерть!

– Дорогу! Дорогу!

Санитары поспешно везли каталку в сторону реанимации.

Света подняла с пола игрушечного клоуна и тревожно посмотрела им вслед.

На каталке с закрытыми глазами лежала Катя.

Проходивший мимо Воронков замедлил шаг и внимательно вгляделся в бескровное, тусклое детское личико с заострившимися чертами. Подняв голову, он встретился взглядом с Поповым. Главврач недобро наблюдал за ним.

– Знаете, как обычно изображают смерть?– спросила женщина.– Старуха в черном балахоне с косой. Или скелет. Череп с пустыми глазницами.

Артём едва разбирал слова сквозь громкую музыку.