Время приближалось к половине седьмого утра, когда полицейский-водитель, миновав пятнадцатый километр, начал слегка притормаживать; в силу шоферской должности, не требовавшей глубоких мыслительных процессов, он не представлял, что следует делать дальше.

– С какой стороны искать? – обратился он к руководителю отделения с закономерным вопросом.

– Я почём знаю! – огрызнулся Евгений Захарович, скорчившись в недовольную мину. – Ты водитель – ты и вези. Хотя, нет, пожалуй, постой, – возразил он сам же себе, словно бы что-то обдумав, – останови машину – искать пойдёмте пешком; не то мы так только лишнее время натянем. Ты, Ара, вместе с экспертом оставайся в машине – его, пока не проявится точное местонахождение безжизненных трупов, всё равно не добудишься – мы же с Настасьей отправимся осматривать прилегающие канавы. Я пошагаю с одной стороны, она, безусловно, с другой, а как чего-нибудь обнаружим, сделаем отмашку – вот тогда и подвезёшь к нам спящего «красавца-специалиста».

Подавая личный пример, Бунько, недовольно покряхтывая, выбрался из машины на улицу, а следом, внимательно изучая боковую канаву, пошёл по ходу движения транспорта. Анастасии, соответственно, пришлось перейти на противоположную часть. И начальник, и подчиненная прошли уже чуть более километра, зорко вглядываясь в только-только пробивающуюся весеннюю травку, но им так ничего и не попадалось. Вдруг! Пройдя еще добрую сотню метров, Юлиева неожиданно вскрикнула: ей пришлось повидать многое, но – ТАКОЕ!.. Она едва не повалилась без чувств и лишь огромным усилием воли сумела собраться, осталась, слегка пошатываясь, стоять, а затем подала́ условленный знак, призывая приблизиться к ней.

Первым подошёл руководитель подразделения, находившийся ближе всех. От неимоверного вида, представшего возбуждённому взору, у него чуть-чуть не случился гипертонический криз – он даже стихийно отпрянул назад. Через секунду, видимо, усовестившись, что молодая (по его мнению, жалкая) ди́вчина остаётся способной контролировать внутренние эмоции, тщеславный руководитель вернулся назад и, периодически отворачиваясь немного в сторонку, принялся кое-как осматривать редкостную находку. После минутного ожидания подъехали и остальные члены оперативно-следственной группы. Выйдя из служебного «уазика», они приблизились к ошеломлённым сослуживцам, и тут… Аминян, ничуть не смущаясь, сразу же отбежал на параллельную обочину и взялся активно очищаться от непереваренного вечернего ужина. Единственное, видавший виды эксперт, не выказывая ни глубоких чувств, ни душевных эмоций, спокойно спустился вниз и приступил к пунктуальному изучению страшного преступления (как будто всю прежнюю жизнь лишь тем и занимался, что рассматривал зловещие, жестоко истерзанные, останки). Да, на голой, недостаточно проросшей, земле лежали два человеческих трупа: один – молодого человека, другой – не менее юной девушки.

Как же они выглядели? Практически одинаково, за исключением одной немаловажной детали: у представителя сильного пола отсутствовал детородный орган. Невероятный, да и неестественный, признак бросался в глаза в самую первую очередь; впрочем, и всё остальное, увиденное собственными глазами, будоражило умы нормальных людей нисколько не меньше и заставляло неугомонную кровь без у́молку стучаться в висках. Действительно, представившийся вид смотрелся кошмарным: некогда красивые ли́ца (и первого, и второй) были изрезаны до полной неузнаваемости; верхние фаланги пальцев были ампутированы на всех четырёх руках, что делало невозможным снятие отпечатков (видимо, кто-то очень старался, чтобы тела подольше оставались неузнанными) и что ставило под сомнение скорое установление личности. Но! Было ещё – НЕЧТО! – заставлявшее трепетать от нескрываемой жути, а некоторых (как сотрудника патрульно-постовой службы) выворачивать себя наизнанку, – это вскрытые грудные клетки и брюшные полости, напрочь очищенные от внутренних органов.