– Хорошо, хорошо! – в безвольной истерике прокричала Сулиева, громко рыдая и обливаясь слезами. – Я сделаю так, как ты требуешь, только не надо больше пропускать через меня противное электричество.

Ей было страшно, совестно и мучительно – как душевно, так, в сущности, и физически; но, в силу общей слабости дамского характера, противостоять жестокому незнакомцу она уже ничем не могла и послушно исполнила жесткое приказание. Пока она туда-сюда-обратно поднималась и опускалась, Востриков стонал, кричал и бился в паническом трепете. Однако он так никак и не облегчил прискорбного положения, потому что был не в силах сдвинуться с места (для того чтобы хоть немного отстраниться в сторонку и избежать неоправданного насилия, способного удовлетворить лишь извращенный, маниакально взбудораженный, разум), – он оставался надёжно прикрепленным к предсмертному ложу.

– Кригер, я знаю – это ты! – предполагал он в громогласных страданиях, как будто его утверждение могло хоть что-нибудь изменить. – Чего тебе от нас надо?! Мы тебе ничего плохого не сделали!.. Будь ты проклят!..

– Аха-ха-ха! – стало ему зловещим ответом.

Один день спустя. Провинциальный городок районного значения, расположенный в Калининградской области, – условно назовем его Икс. Уличный правопорядок обеспечивается в нём силами полицейского отделения, где несёт правоохранительную службу всего-навсего тридцать один сотрудник; из них: трое дежурных, три помощника, четверо участковых, двое оперуполномоченных, две девушки по делам несовершеннолетних, пятеро «пэпээсников», они же водители, два гаишника, главный начальник, пара заместителей, два следователя, двое росгвардейцев и три представителя вспомогательных служб, в том числе и криминальный эксперт. Нетрудно догадаться, оперативная группа осуществляла суточную вахту, находясь на дому, с периодическим выходом на связь и докладом основному дежурному.

В тот злополучный день, второго мая, ответственной от уголовного розыска была назначена Юлиева Анастасия Арнольдовна, двадцатисемилетняя девушка, состоявшая в должности оперуполномоченной и имевшая звание капитана полиции. По ее необычному отчеству становится ясно, что она урождённая, хотя и давно обрусевшая, немка (чья семья селилась в Восточной Пруссии еще со времен, когда она контролировалась фашистской Германией); постепенно роднясь с представителями славянских национальностей, ее изначальный род давно утратил истинно арийские очертания, то есть по внешнему виду темноволосой красавицы нельзя уже с достоверностью утверждать, кем именно являлись древние предки. Как и все истинные германцы, Настя считалась и практичной, и пунктуальной, и целенаправленной; однако через российские корни ей передались и такие неплохие качества, как непомерная смелость, граничившая с неуёмной отвагой, непревзойденная смекалка, больше похожая на лисиную хитрость, умеренная правдивость, соседствовавшая с изворотливым маневрированием, а заодно и ра́звитая, просто невероятная, интуиция. Сверх всего прочего, постоянными тренировками оперативница добилась завидных и силы и ловкости, свободно владела приемами рукопашного боя и легко справлялась с противником, вдвое превышавшим в весовой категории. Дальше следует остановиться на отличительных признаках: фигура представлялась попросту безупречной и выделялась великолепной грудью, в меру зауженной талией и расширенной ягодичной областью, плавно переходившей в длинные, стройные ноги (что, вкупе со среднем ростом, смотрелось очень эффектно); лицо, как и все остальное туловище, являлось необычайно красивым (да что там?), неотразимым и бесподобным, и имело продолговатую форму; светло-голубые глаза, сравнимые с глубоким, бескрайним небом, передавали живую натуру, въедливый ум и удивительную способность к логическим заключениям; маленький нос смотрелся прямым, на окончании похожим на изящную вишенку; чувственные губы складывались эффектным бантиком, где верхняя чуть вздёргивалась, а нижняя, пухленькая, выглядела больше обычного; овальные уши отображались плотно прижатыми и прикрывались длинными волосами, тёмно-русыми и волнистыми, роскошными прядями спускавшимися за дивные плечи. Оделась она, как и обычно, в полюбившиеся одежды: чёрную кожаную куртку (под которой виднелась красочная футболка); плотно облегавшие синие джинсы; высокие туфельки (их цвет зависел от дамской сумочки, неизменно находившейся как неотъёмный аксессуар, и различался яркими оттенками красного, зеленого, редко розового, а ещё реже голубого либо коричневого).