Ромка прижался к стене затылком. Несколько секунд он просто дышал, глядя на Лёшку пустыми глазами человека, отбежавшего марафонскую дистанцию. Вздымалась грудь. Кровь медленно отливала от лица. Наконец брат моргнул, и взгляд его сделался осмысленным.
– Лёш, помоги, а?
Глава 3
– Чем помочь? – спросил Лёшка.
– Эта…
Ромка умолк.
Там, откуда они только что ушли, раздались быстрые шаги, шорох одежды, затем щёлкнула зажигалка.
– И где этот мелкий сучонок? – затянувшись, спросил кто-то невидимый.
Городской шум, полный машинных звуков и звуков всякой, имеющей свой голос мелочи, странно отдалился, и Лёшке стали слышны притоптывания, бряцанье браслета часов, покашливание того, к кому обращался курильщик.
– Сдриснул куда-то.
Собеседник виновато шмыгнул носом.
– Ты у меня сейчас сам сдриснешь, – курильщик затянулся снова. Каблук впечатался в тротуар. – Ну что, направо, налево?
Они замолчали, видимо, выбирая направление поисков.
– Тонна есть? – шепнул Ромка, дёрнув Лёшку за рукав.
– Чего?
– Тысяча.
Лёшка зачем-то кивнул. Хоть отдельно живущий, но брат. Не Динка-скотинка, во всяком случае. Не врать же. Правда, и нет между ними почти ничего общего. Ну, два года назад подушкой душил… И вообще – ни дня без войны в прошлом.
Сделалось стыдно. Помнит Ромка, не помнит? Рука сама полезла в карман.
– На.
Брат неуверенно улыбнулся. Осторожно, поглядывая на Лёшку, словно ожидая обмана, вытянул купюру из пальцев.
– В долг, ага?
Лёшка шевельнул плечом. Повеселевший Ромка подмигнул и рванул за угол.
– Парни, парни, я здесь! Я не хотел, честное слово… Как бы шутка была, – заговорил он, сближаясь с теми, кто его искал.
– Да ты борзый! Ну-ка, пошли с нами, – весело объявил курильщик.
– Да есть у меня деньги!
– А мы и посмотрим.
Судя по звукам, Ромку взяли за шиворот рубашки.
С полминуты Лёшка простоял, не решаясь выглянуть. Не твои, блин, проблемы, – скреблось в голове. Ты вообще сейчас тонну потерял. Тонну! Вот так взял и отдал. Вернет тебе Ромка? Ага, братишка, жди!
Мурашки бежали по плечам и шее.
Страшно. Не сквир я, подумалось, уж точно не сквир. Так бы нырнуть за угол и в два приёма… Лёшка сглотнул. Нет, здесь не ойме. А он – не Штессан. Ему ещё до Штессана, блин… Не получится.
Когда он всё же высунул голову, у провала арки, из которой навстречу ему выбежал брат, никого уже не было. Белел лишь свежий окурок, придавленный каблуком.
Ну а чё? Они вполне дружелюбно общались с курильщиком…
Лёшка, оглядываясь, перешёл улицу. Конечно, если бы Ромка закричал… А так он у них, наверное, стырил что-нибудь.
На душе, впрочем, было противно. То ли от растерянности, вжавшей его в стену, то ли от потери денег. Тонна! А еще мамане отдать!
Чтобы вообще не видеть злополучную арку, на Гусарскую Лёшка не вернулся. Затопал по изгибающейся не в ту сторону Шевцова в поисках удобного проходного двора. Можно было, конечно, сделать еще больший крюк…
Где-то здесь, в слепой кишке улицы, окаймлённой старенькими двухэтажными домами, жила Ленка Линёва, первая любовь, все дела. Снеговика, помнится, вместе лепили. Записки друг другу писали. Портфели-бантики. Класса до четвертого, кажется, дружили, потом Лёшка как-то… остыл, что ли. Даже не понятно, как вышло.
И чего вспомнилось?
Он остановился. Глаза по памяти нашли и дом, второй от крытого сельскохозяйственного рынка, и узкое окно с синими занавесками, справа от газовой трубы, огибающей подъезд. В окне кажется горела лампочка. Светло, не очень-то разглядишь.
У Ленкиных родителей была двухкомнатная, и ей досталось целое, безраздельно владеемое царство в четырнадцать метров. Лёшка, обложенный довесками в виде Динки и Ромки, жутко завидовал. Может, поэтому в конце концов и раздружился? Перестал провожать…