И как были все довольны ночью, так не хотелось вставать сейчас. Я отчаянно зевала и уговаривала себя открыть глаза. А потом попытаться принять сидячее положение, помедитировать на стену, а потом с тем же задором беременной гусеницы выбраться из комнаты и добраться до душа. Там холодная вода, там лавандовое мыло, туда вечно норовит влезть беся, чтобы побрызгаться водичкой, поиграть резиновой уточкой и потом, шлепая мокрыми лапами, удирать от меня. Утренние водные процедуры приобретали море позитива и море воды… в ванной. Но тётушка Сарабунда очень любила этого мелкого безобразника, поэтому разрешала ему практически всё.

С кухни, как всегда, раздавались какие-то звуки. Судя по всему, завтрак я продрыхла, поэтому сейчас уже то ли убиралась посуда, то ли велась беседа с плотояднями. Кто его знает, может, им купили мозаику и ферму с белыми коровками. Должен же быть у цветочков какой-то досуг, кроме стихов и еды!

Убедив себя прекратить валяться на кровати, я открыла глаза и посмотрела на залитую солнечным светом комнату. Да уж, нельзя так. Надо брать себя в руки, а то вообще разленилась. Ну, ничего, найду работу, лежать с утра подолгу в постели не смогу.

В соседней комнате что-то с глухим стуком упало. Нахмурившись, я подхватила халат и вышла из своей. Заглянув туда, где до сих пор благоухали розы от неизвестного дарителя, я замерла на пороге и, вытянув шею, попыталась рассмотреть, что приключилось. Вроде ничего такого. Вещи на своих местах, ничего не лежит на полу, розы пахнут, солнышко светит.

Неожиданно из-за вазы с неприличными мальчиками показалась нечто большое, стоячее и сексуально изогнутое. Чёрное. Мохнатое. Я моргнула, понимая, что что-то пошло не так. И это… это…

— А-а-а-а! — с визгом вылетела я из комнаты прямо на кухню, в несколько прыжков миновав коридор.

— А-а-а-а! — заорал в ответ неизвестно откуда взявшийся там обнажённый мужчина.

Мы одновременно захлопнули рты и внимательно посмотрели друг на друга.

Так, мужчина совершенно незнакомый и уже не такой обнажённый. Бирюзовые семейники, бежевый халат, домашние тапки в виде собак. Визави был… круглым. Такой весьма приятной круглоты щек, плеч и животика. С лысинкой и очень добрыми ореховыми глазами за стёклами очков с тонкой золотой оправой. В его руках были странные инструменты, что-то среднее между хирургическими и стоматологическими.

— Доброе утро, — неожиданно поздоровался он приятным, чуть низковатым голосом. — Вы Адочка?

Моё имя прозвучало как-то так мягко и тепло, что я вмиг позабыла про странные предметы в комнате и вообще почувствовала себя спокойно.

— Д-да, — кивнула я. — А, простите, вы кто?

— Ванцепуп Птолемеевич, — невозмутимо ответил он.

Я только захлопала глазами, пытаясь понять, что только что услышала и что это было.

Размышления прервали плотоядни, которые изо всех сил застучали листьями по подоконнику и принялись издавать неприличный свист.

Ванце… кхм, мужчина обернулся к ним и укоризненно произнёс:

— Как вам не стыдно, цветики. Разве так можно?

«Цветики» сделали вид, что это их не касается.

— Адочка, вы не переживайте, — мягко сказал он, — я не вор или какой-нибудь лиходей. Зашёл по просьбе тётушки Сарабунды на процедуры для плотоядней. Видите ли, их надо каждый сезон проверять, а то идут нехорошие отложения и…

Плотоядни снова заколотили кожистыми листьями по горшкам и подоконнику.

— Сзади! Он сзади! — заверещали они все сразу.

Я обернулась — на меня надвигалось нечто огромное и черное. Заверещав от ужаса, я впрыгнула на руки Ванцепупу Птолемеевичу, он охнул, качнулся… И грохнулся на пол. Большое и черное истерично взвизгнуло и метнулось в комнату, скомкав дорожку и уронив вешалку, с грохотом завалившуюся на пол.