Пэрис расслабляется, успокоенная гневом и предрассудками Бэзила Фолти[51].

Эмили с нарастающей паникой ищет Пэрис. Она находит Сиену, которая танцует, как зомби, перед группой; светлые волосы закрывают ее лицо, точно занавеска. Эмили хватает ее за руку.

– Ты видела Пэрис?

Сиена показывает пальцем куда-то в пространство.

– Она вон там. За одним из столов. Дуется.

– Где?

Но Сиена продолжает танцевать, волосы развеваются вокруг. На сцене Джанкарло тоже неистово трясет волосами, барабанных палочек даже не видно. Эмили уходит, в ушах у нее звенит.

Она кружит вокруг столов, спрашивая снова и снова о своей дочери. Люди показывают на Сиену (ее невозможно не заметить, танцующую в одиночестве возле сцены) и Чарли, спящего у Олимпии на руках. Но, кажется, никто не видел Пэрис. Одна женщина даже выглядит удивленной, когда слышит о другой дочери. «Una tipa differente»[52], – объясняет кто-то еще, кивая на Сиену. Но Эмили уже перебегает к следующему столу. Ее сердце стучит, ее самый страшный кошмар становится явью. Она потеряла одного из своих детей. Она кошмарная, кошмарная мать. Пол никогда не простит ее, если что-то случится с Пэрис (его товарищем по футболу, его любимым сорванцом); она сама себя никогда не простит. Мир превратился в калейдоскоп из ночных кошмаров: мертвая Пэрис, маленький белый гроб, пустая спальня, ее собственный крик ужаса, холодная ненависть Пола. «Господи, пожалуйста, помоги мне найти Пэрис!» – в который раз повторяет она про себя.

В конце поисков она подходит к столику Олимпии. Олимпия безразлично смотрит на нее, скрестив руки на груди. Она явно видела, как Эмили лихорадочно расспрашивала всех за другими столами, но даже не попыталась ее успокоить. «Она ненавидит меня, она совершенно ненавидит меня», – думает Эмили.

– Олимпия, – начинает она умоляюще, – вы не видели Пэрис? Я нигде не могу ее найти. Думаю, она заблудилась.

Голос Эмили срывается, и ей приходится держаться за стол, чтоб ее не трясло.

– О, Пэрис, – спокойно говорит Олимпия, делая глоток вина. – Она давно ушла. С Андреа.

– Андреа?

– Да, сыном учительницы. Он хороший мальчик, но его мать… ну, я помню ее еще ребенком. Красивая, но своенравная. Отца нет, понимаете.

– Куда они пошли? – перебивает Эмили. Олимпия пожимает плечами.

– К вам домой, я думаю.

Эмили без слов хватает спящего Чарли и бежит, положив его голову себе на плечо, к Сиене.

– Мы идем домой, – говорит она, задыхаясь.

– Я нет, – спокойно отвечает Сиена, раскачиваясь. – Джанни привезет меня позже.

Эмили вынуждена сдаться. Она не может спорить с Сиеной в таком состоянии; не с Чарли, лежащим мертвым грузом на руках; не с пропавшей Пэрис, которая исчезла в ночи с таинственным Андреа. Она выбивает из Сиены обещание быть дома к полуночи и убегает к своей машине.

В городе так людно из-за Феррагосто, что Эмили пришлось парковаться за стенами, на полпути к следующему холму. Пока она добирается до «Фиата-панды», ее руки с трудом держат сына. Она кладет Чарли на заднее сиденье, забирается на водительское кресло и заводит машину. «Пожалуйста, заводись!» – умоляет она. Боги «фиата» на ее стороне, и двигатель самодовольно урчит. Пока она вписывается в сложный поворот, начинаются фейерверки, которые освещают небо красным и золотым. Грохот стоит невероятный, и Эмили думает, что именно так, должно быть, жили люди во время блица[53].

Растерянная, в панике, она вставляет диск. Дружелюбный северный голос поет о колесах автобуса. Эмили глубоко дышит. Она должна сконцентрироваться, ей нельзя попасть в аварию.

После трех детских песенок она въезжает через ржавые ворота виллы «Серена». Слава богу, там горит свет. Подняв еще спящего Чарли, она идет, спотыкаясь, по подъездной дорожке. Дверь заперта. О господи, у нее есть ключ? Балансируя с Чарли на бедре, она нащупывает сумку. Тампакс, деньги и помада падают на землю, но Эмили не замечает этого. Она находит ключ, к которому все еще прикреплена записка агента по недвижимости: «Вилла “Серена”, возле Сансеполькро».