– Ты стала женщиной! – воскликнула она, восторженно и как будто с упреком.

С этого момента Нура в ее глазах перестала быть ребенком, и Сахар все чаще стала замечать устремленные на девочку похотливые взгляды мужчин.

Когда Нура рассказывала отцу об опасениях матери, тот только смеялся. Однако со временем и он стал относиться внимательнее к происходящим в дочери переменам. Мать же с некоторых пор на каждого молодого мужчину смотрела с подозрением, словно видела в нем насильника, готового наброситься на Нуру в любой момент.

– У меня в подвале припасена веревка, – как-то раз сообщила она. – Если с тобой что-нибудь случится, я повешусь.

Нура бросилась в подвал, но обнаружила там только тонкие шпагаты для белья. Однако с тех пор она стала бояться за мать и многое от нее скрывать.

Как лицу публичному, отцу Нуры часто приходилось принимать дома гостей. Люди шли к нему за советом. Он терпеливо выслушивал всех и редко раздражался, даже когда его спрашивали, зачем Аллах создал мух и почему положил человеку тратить время на сон. При этом неизменно приветливый с посетителями, шейх не терпел, когда его спрашивали о женщинах. В таких случаях он нередко прерывал гостя словами: «Это не ко мне. Обратитесь лучше к повитухе или собственной матери». Создавалось впечатление, что он просто боялся подобных тем.

Отец не раз вспоминал, что еще пророк предупреждал о женском коварстве. Он рассказывал притчу о мужчине, которому фея пообещала выполнить любое его желание. Когда тот захотел мост от Дамаска до Гонолулу, фея вытаращила глаза и сказала, что это для нее слишком сложно. Нет ли у него желания попроще? И тогда мужчина сказал, что хотел бы понимать свою жену. Тут фея задумалась, а потом спросила, какой именно мост он имел в виду, с односторонним или двухсторонним движением.

И как могла Нура при таких обстоятельствах рассказать матери о молодом кузнеце, который вечно подкарауливал ее на улице и спрашивал, не нужно ли ей зашить дырку между ног? У него якобы есть подходящая для этого иголка. Дома Нура подолгу разглядывала себя в зеркало. Действительно, в этом месте есть нечто похожее на дырку. Но зашить?..

Конечно, она видела в хамаме голых мальчиков. Женщины брали с собой маленьких сыновей. Лишь при появлении первых признаков взросления их отправляли мыться с отцами. Но до сих пор девочка верила тому, что как-то сказала ей в хамаме одна соседка: мальчики с рождения отличаются неаккуратностью и постоянно писаются, поэтому Господь дал им эту трубку специально для того, чтобы облегчить мочеиспускание.

Она вообще многому научилась в хамаме, где люди не только мылись и ухаживали за своим телом, но и отдыхали и веселились. Здесь, в пропахшем лавандой, амброй и мускусом зале, ей приходилось слышать истории, каких не прочтешь ни в одной книге. Как будто вместе с одеждой женщины оставляли в предбаннике и свой стыд.

Здесь девочка перепробовала много экзотических напитков и изысканных блюд. Заботясь о своей репутации, женщины щеголяли друг перед другом кулинарным искусством и все лучшее приносили в хамам. Они садились в кружок и пробовали собственноручно приготовленные яства, запивая их сладким чаем. Каждый раз Нура возвращалась домой, полная впечатлений.

Когда Нура рассказала о навязчивом кузнеце своей однокласснице Самие, та назвала его обманщиком.

– У мужчин не иголка, а резец, – сказала она. – И они сделают твою дырку еще больше. Лучше скажи ему, чтобы для начала зашил дырку своей сестре. А потом и матери, если нитки останутся.

Нуре также хотелось спросить у матери или у отца, почему она каждый раз выдумывает себе тысячу причин, по которым ей непременно нужно увидеться с этим бледным большеглазым юношей, который той осенью 1947 года, когда она перешла в пятый класс, поступил на обучение к обойщику.