– У меня есть подруга в Филли, – блондинка говорит медленно, словно строит планы на ходу. – Я уверена, что она живет на прежнем месте. Она разрешит нам поселиться в ее подвале. Я просто хочу вырваться отсюда, понимаете?

Третья девушка, в черных армейских ботинках вносит свою лепту:

– У меня есть пятьдесят баксов. Этого, наверное, хватит на всех, так? На автобусные билеты? – Ее левый каблук нервно постукивает по земле.

Я перестаю дышать, просто жду – жду, чтобы они сказали почему. Почему у них вдруг возникла отчаянная потребность покинуть Гдетотам? Я вновь думаю о Сапфир, крови на стенах. Может, они ее знали?

Первая девушка, блондинка, открывает рот, чтобы заговорить вновь, но тут Черные Ботинки замечает меня и локтем резко толкает блондинку в бок. Что-то шепчет остальным, и они отходят подальше.

Я продолжаю путь, подпрыгивая и размахивая руками, согреваясь, делая вид, что и не стояла, подслушивая. Подходя к танцующим парням, вижу, что они втирают в грудь не краску.

Это кровь.

Они порезали себя, грудь и руки, осколками разбитой винной бутылки. На земле вокруг них валяется множество пустых винных бутылок. Один из них смотрит прямо на меня и улыбается. Оскал волчий, одни зубы.

– Эй ты, – он нацеливает на меня окровавленный палец. – Что-то давно я тебя не видел, ты вроде бы здесь больше не тусуешься. И что это все значит? – Его веки дрожат. Он тянется ко мне, словно хочет схватить. Я ахаю и поворачиваюсь к нему спиной, потом поворачиваюсь лицом, снова спиной, снова лицом, и еще, и еще, и еще. «Нельзя останавливаться», – говорит мой разум. – «Нельзя», – говорит мой разум. «Пока нельзя», – говорит мой разум. «Еще шесть, и будет двадцать семь. Еще три. Хорошо. Теперь можно идти. Хорошо. Можно идти. Имеешь право».

Мне надо найти Флинта.

«Ку-ку ку-ку ку-ку». Не знаю, произношу я это слово мысленно или вслух. Оно отскакивает то от одной стороны черепа, то от другой. Я чувствую, каждый слог, каждую букву, каждый дефис. Я торопливо иду по переулку. Внезапно все другое, гротескное. Не Нарния. Ад. Вуаль поднята, и теперь видно все, что она скрывала. Вонь. Гниль. Все больные или на грани болезни – их трясет, они стонут, закатывают глаза к небу. Не знаю, как я могла подумать, что они счастливы. Может, Флинт каким-то способом заморочил мне голову, чтобы я видела то, чего нет.

Флинт Флинт Флинт. Я три раза произношу имя вслух. Флинт Флинт Флинт снова. И еще раз. Флинт Флинт Флинт. Если люди слышат меня, мне без разницы. Я останавливаюсь и девять раз стучу по земле правой ногой. Потом левой, еще девять. Потом выдергиваю шесть волос. С каждым произношу его имя. Флинт Флинт Флинт Флинт Флинт Флинт. Каждый волос – крошечная смерть. Каждый – жертва, которая приведет его ко мне. Приходи приходи приходи.

И тут я вижу его – знала, что сработает, – появляющегося, как по волшебству, с пластиковым мешком, набитым мусором.

– Потрясающие находки, – делится он со мной, приближаясь.

– Я хочу уйти отсюда, – говорю ему я. – Уйти. Немедленно.

Выражение его лица меняется. Он подходит ближе.

– Что случилось?

– Мне… мне тут не нравится. Мы должны уйти. – Я сжимаю кулаки, три раза, и бормочу под нос «ку-ку».

– Подожди. Ло, скажи мне…

– Немедленно.

Найти стену. Стукнуть три раза. Ку-ку.

Думаю, я дрожу, потому что Флинт кладет руки мне на плечи и начинает успокаивать, как раньше успокаивала мама. Он уводит меня за занавес, где я тук тук тук, ку-ку так тихо, как никогда, и на улицу.

Флинт говорит, что поведет меня в место получше, которое мне, он уверен, понравится. Я пытаюсь сказать ему о том, что видела – о двух парнях, – едва мы выходим на улицу.