К моменту, когда солнце наполовину спряталось за горизонт, изможденные активным отдыхом, мы испытывали крайне противоречивые чувства. Двое из нас зверски хотели есть, а у третьего человека (и это был я), мысли о еде вызывали совсем другую реакцию. Причиной столь ярко выраженного диссонанса стал тепловой удар, который я схлопотал, не заметив когда. Мое самочувствие ухудшалось с катастрофической скоростью: кожа горела, голова раскалывалась на части, а желудок нет-нет да и делал попытку избавиться от самого себя. Самым неприятным можно считать то, что изменение самочувствия приключилось со мной сразу и вдруг, никаких предварительных сигналов о его ухудшении вроде бы не наблюдалось и… раз! – я уже никакой. Меж тем нам еще предстояло возвращаться в Тосса-де-Мар, а завтра – вот о чем с ужасом думал не только я – нас ожидала последняя автобусная экскурсия.
Как происходило то памятное (но не для меня) возвращение, рассказать я, увы, не смогу. В состоянии сменяющих друг друга фаз беспокойного сна и не менее беспокойного бодрствования следующие несколько часов вылетели из моей жизни.
Я лишь хочу… нет, я просто обязан воздать должное моей супруге. Женечка в одиночку, то есть без меня в роли бессменного штурмана, не только одолела ночную дорогу, но еще умудрялась заботиться обо мне.
Спасибо тебе, звездочка моя!
И вот результат влажных холодных компрессов и обильного пития минеральной воды: к моменту, когда далеко за полночь мы вернулись в отель, мое самочувствие заметно улучшилось. Конечно, не так, чтобы я хотел петь и плясать, но головная боль приутихла, а желудок стал вести себя адекватно. И все же большинством голосов, а точнее единогласно, было принято коллегиальное решение – наутро оставить меня в отеле, так сказать, отлеживаться. Что же касается грядущей экскурсии в Монсеррат, то эта поездка в виде наказания (вы только представьте, до какой степени удались развлечения в Порт Авентура, что даже обожающая экскурсии Женечка воспринимала ее, как наказание), досталась двум Женям.
Впрочем, наступившее утро внесло свои коррективы.
4
Как обычно, при звуках будильника, если эти звуки выпадают на утро, первыми просыпаются люди-жаворонки. К сожалению, у нас семье ранняя пташка лишь одна, и участь эта уготована мне.
Почему – к сожалению?
Да потому, что наши семейные совы – Женя-мать и сын Женя – на будильник обычно не реагируют вообще и мне частенько приходится их добуживать. Казалось бы, ничего особенного в этом нет, но… рано разбуженная сова представляет собой нечто безрадостное и невообразимо нервное. Она просыпается с неохотой и всячески выказывает недовольство раннеутренним чириканьем жаворонка.
Такое случается и в нашей семье, но, к счастью, то солнечное утро обошлось без подобных эксцессов.
Едва мой телефон издал первое «Кря, кря, кря», я уже был на ногах.
Усевшись на кровати, я обнаружил, что, вопреки вчерашнему ужасному самочувствию, сейчас я ощущаю себя просто великолепно. Не хорошо, а именно великолепно. Мне хотелось и петь, и смеяться, будто меня переполняла какая-то безудержная, рвущаяся наружу радость. Однако, памятуя о возможном неприятии любимыми совами моего раннеутреннего сверхэнергичного состояния, я решил сначала заняться водными процедурами и лишь затем… ну, а затем как пойдет.
Опять-таки, к счастью, когда я вернулся из ванной, оба Жени уже проснулись.
Сын Женька, сонный, что недоспавший совенок (огромный такой совенок), продолжал валяться в кровати, и казалось, вот-вот опять уснет. Ну, а Евгения, его мать, стояла на огромном балконе и, опершись о перила, без привычного восторга «любовалась» красотою восхода.