Некоторое время Терентий не двигался, в нем словно множилась, роилась злость на неприятеля, столь больно ужалившего его.

– Ох и гнида же ты, Пантелей, – только и сумел выдавить из себя Терентий, наповал сраженный напастью.

Долго сидел он еще в раздумьях на том замшелом пне, слепо глядя в даль лесную, мимо Пантелея, словно не замечал его присутствия, словно не стало от ныне существовать для него земляка. Одна лишь злость и желание взвыть переполняли и больно ели душу: «Только вот незадача, – вертелась беспокойная мысль, – Коли эта вражина командиру донесет – быть беде…»

Страшно хотелось пить. Шевельнув наконец пустым, шепелявым ртом он выдавил.

– Хорошо, Пантелей, коли так, будь в доле. Об одном прошу – язык не распускай, не то обоим худо будет. Я ведь хоть и случайно в этой игре, но все одно – козырная карта… А за добро, добром платить надо – это ты правильно заметил.

На том и порешили тогда земляки. Коли живы будут, обоюдную свою тайну хранить станут, а коли нет, каждый при своем останется. Как-то на привале, у Терентия с Пантелеем вновь о тайном разговор вышел.

– Ты знаешь, – обратился Терентий, – коли уж мы вместе, то и думать давай сообща будем. Может что доброе на ум придет, сгодится после.

Пантелей прислушался.

– А что тебя так тревожит? Сейчас главное домой живыми воротиться, с войной покончить… А там и соображать начнем.

Немного помолчав, Терентий продолжил:

– Да я все о сейфе размышляю, что на бричке той был.

– А что вообще на подводе той хранилось? Расскажи, не таись теперь то…

– Да в том- то и дело, что кроме этой кубышки и ничего. Только вот больно тяжелая, зараза. Да и заперта, к тому же, так, что и не подобраться. Это, я тебе скажу, не простая шкатулка. Старинная работа, мастерски сделана; тут подход и понимание проявить нужно.

Пантелей слушал внимательно. Впервые, за все время их совместной службы, товарищ его вдруг так разговорился.

– Спросить тебя хотел, – продолжил Терентий.

– Слышал ли ты что-нибудь о ключе к этой штуковине? Без него, чует мое сердце, ее не взять, хитра уж больно. Может догадки имеешь, у кого он мог храниться. Ведь без ключа – это загадка. Понимаешь? И не ты, ни я, разгадки не знаем. Сдается мне, что нужный ключ, должен был у атамана Войтовича храниться. Где еще, как не у него? Отряд охранял обоз – это факт. Откуда этот сейф взялся, нам не ведомо, да лучше и не знать. За ним охота идет, сам видишь, что Красные им уже интересуются. Тайну хранить надо – иначе просто конец нам; дознаются, а после уберут и дел-то всего…

Пантелей, в душе, во всем соглашался с Терентием, но своего, вдруг возникшего соображения относительно ключа от сейфа, ему не высказал. Решил повременить, с собственными мыслями разобраться…

– Тут надо подумать, как на ключ выйти – только и ответил Пантелей.

– Поговорим еще об этом, сейчас не время, да и пора уже. Видишь бойцы двинулись…

В продолжении всего следования, до очередного привала, с предстоящим ночлегом, Пантелей думал о ключе: «Если предположить, что Терентий прав, – размышлял он, – и ключ действительно мог храниться у атамана, то интересный факт получается». То, что земляк бежал во время боя, улучив удобный момент и совершенно не задумываясь над тем, как откроет сейф – понятно. Важнее тогда было им владеть, а остальное приложится… Только вот командующего убили при перестрелке, – Пантелей хорошо это знал. Знал и то, что обыскивать убитых не стали, посчитали что не к чему.

Место захоронения белого атамана, ему было хорошо известно, потому как сам в том захоронении участвовал; откомандировали на такую работу. Кто по полянам убитых собирал, а кто их хоронил… Так вот и довелось ему самого атамана Войтовича хоронить, под самой вышкой. Остальные бойцы в общей могиле себе последнее пристанище нашли. Многие так по лесам да полям лежать остались, потом уж местные прибирали. Тогда сам красный командир о месте захоронения атамана распорядился. Мало ли кто заинтересуется или чекисты по следу пойдут.