Он оставил лампу ученику и удалился.

– А вы? – окрикнул его Лео. – Ничего тут не изучали? Не посоветуете, с чего начать?

– Ты знаешь, я как-то не очень-то хорошо… Ну, это. С чтением не дружу, – нехотя признался Бьрен. – Нет, буквы ещё мало-мальски разбираю, но чтоб писать, так это точно никак.

– Ах. Хорошо.

– Но ты-то? – на всякий случай спросил Бьерн. – Ведь в школе тебе рассказали, как слова в книжках понимать, верно?

– Будьте спокойны, эту науку я освоил превосходно, – заверил его маг. – Без навыков чтения и письма к магии никого и не подпускают…

– Ну, ладно, ладно. Эт хорошо.

Бьерн ушёл, доверив книги и алхимическую лампу ученику.

И алчно Лео накинулся на книжные собрания. Благодарность Фредерику и Бьерну бурно подстегивала в нём желание не отставать и быть полезным взамен. Тем более, что в Школе Рассветной Росы он маялся от того, что учителя и кураторы раз за разом заставляли студентов перечитывать одни и те же, унылые, скучные сочинения, где не находил Лео для себя ничего нового и увлекательного. Он сильно изнемог терпеть этот несносный порядок, совсем утратив надежду утонуть в изучении магии с головой. Без глупых запретов и нудной зубрежки. Без границ и без остановок. Как храбрый исследователь, отправиться в путешествие, пускай и смертельно опасное, но захватывающее и завораживающее, по просторам магических наук. И провести эксперимент, ошибиться, обжечься, лишиться бровей, да пусть даже глаза. Но не сдерживаться, не стесняться и купаться в лучах славы первооткрывателя после.

А порой ему казалось, что в учебниках школы хранится сущая ерунда. Словно бы дурят их бессовестно, пока не научатся юные чародеи быть покорными и смиренными, как марионетки, как послушные куклы. Но магия играла с ним иначе, не так, как с остальными. И говорила, а иногда и кричала, чтоб он слушал себя, а ни их – хитрых, лукавых творцов злой системы, не желающих делиться истинным могуществом с остальными, чтоб не взрастить себе достойных соперников, какие могли бы бросить им вызов.

Магия говорила с ним во снах, и он слушал. Он доверял. И от того невзлюбили в школе его остальные – и ученики, и учителя. Но вот он свободен и привела его судьба туда, где может он открыть тайну. А за ней и другую, следующую. И воодушевился Лео, нагребая одну книгу за другой, оголтело шелестя страницами, наваливая энциклопедии и альманахи горой друг на друга.

И вспомнил он снова, как их учили. Не сметь, не дерзать, не решаться. И ржавыми, заразными гвоздями вбивали в голову страх к волшебству. Чтоб опасались ученики колдовать без присмотра, чтоб не смели они свершать открытий сами, чтоб верили тому, как сложна магия и как смертоносно неприветлива.

И Лео вдохновился сильнее, купаясь в шуршании тысяч страниц.

Но магия вправду была таковой. Опасной и неприветливой. И тысячи загубленных ей чародеев были тому подтверждением. Одни пропадали без вести, другие испепелялись, а прочие… Так или иначе, многие умирали. И оттого в академиях Ваундвилла прежде всего учили осторожности. Но Леонарду все эти истории и предостережения чудились кромешным бредом. Он знал свои силы и верил, что может больше, лучше, быстрее. И сколько бы наказаний и выговор не пришлось ему пережить, отступать он не собирался. И теперь, словно бы прозрев, он предвкушал, как обязательно отыщет что-нибудь стоящее среди предоставленных ему трудов и знаний. И обязательно… обязательно прикоснется к особенным откровениям волшебства.

И чувства в том его не обманывали.

Леонард уже почти закончил подбирать тома, с которых стоило бы начать, когда краем глаза снова заприметил крохотный фолиант. Он манил чарующе, непроглядной, загадочной темнотой. Словно пустое место в книжных рядах, неразборчиво шептал, звал.