– Прежде чем так пугать людей, хотя бы предупредил, что ты не в себе, животное!
Борис пристыженно сел на диван и сделал большие жалостливые глаза, которые всегда вызывали в женщинах желание пожалеть и приласкать противоположный пол. Но Алисе оказалось не до чьих бы то ни было глаз – она возилась с сумкой, неистово запихивая в ее недра полквартиры, не желающие умещаться в такой тесноте. Борис чувствовал, что если она сейчас уйдет из дома с этой сумкой, то он ее больше не увидит. Никогда. Он пытался ей это сказать, но она не была настроена слушать. Она была настроена закрыть незакрывающуюся сумку, и она ее закрыла. А потом, потрепав Бориса за щеку, направилась к двери, бросив небрежное:
– Не скучай, буду послезавтра.
И тогда Борис пошел на крайние меры – он грохнулся на спину со стуком, которому позавидовал бы откормленный ротвейлер, высунул язык, закатил глаза и часто-часто задышал, худея и усыхая на глазах.
– Что с тобой, Борюсик? – испугалась Алиса и заметалась по комнате, бросив у порога злосчастную сумку.
В дверь требовательно позвонили, а потом начали нетерпеливо барабанить и даже стучать каблуками. Борис знал – это была Алисина подружка Гуля, с которой они собрались в двухдневный круиз по Волге. Ввалившись в квартиру, нетерпеливая девица начала было ругаться, но, увидев умирающего Бориса, проглотила свой гнев.
– Гуль, я не поеду, что-то с Борисом… – простонала Алиса.
– Давай я тоже не поеду, – в тон ей застонала Гуля, присаживаясь перед Борисом на корточки. – Чего я там одна буду…
– Гуль, ты поезжай, поезжай. А я уже и ветеринара вызвала. Поезжай. – И Алиса быстро и нервно вытолкала подружку за дверь.
Ветеринар подъехал только через сорок минут, ссылаясь на пробки и величая Алису мадемуазелью. И это ничуть не огорчило Бориса: чем дольше эти врачеватели вошкаются, тем больше шансов задержать Алису дома. Сама же Алиса ужасно нервничала, ежесекундно подбегая к Борису, осторожно гладя его по голове и заглядывая в глаза.
– Странно, – сказал врач, не обращая внимания на возмущения хозяйки относительно его долгого ожидания, за время которого можно умереть даже простому уличному коту, не то что породистому абиссинцу. – Очень странно…
Мокрый нос, лоснящаяся шерсть и ровное сердцебиение пациента говорили ему, что тот скорее жив, чем умирает…
– Очень странно, – повторил он, бесцеремонно вертя больного так и этак.
– Да что странного-то? – не выдержала Алиса, которая еле сдерживалась, чтобы не стукнуть ветеринара вазой с герберами, подаренными ей накануне невнятным поклонником. Издержки воспитания порой слишком подавляют простые человеческие реакции.
Доктор пытливо заглянул в желтые кошачьи глаза и все понял: долгое общение с подобными индивидуумами научило его читать мысли братьев меньших.
– Да-а, если это не воспаление хитрости, – пробормотал он и добавил громче, – то это аллергия, мадемуазель. Чем кормите? Копчености, смотрю, колбаски со стола, – кивнул он на фарфоровые тарелочки, расставленные на полу. Исключить! Строгая диета! Только специальный сбалансированный кошачий корм.
– Да это я уехать хотела на два дня… – виновато прошептала Алиса, сразу забыв про вазу и про герберы.
– Никаких отъездов, а тем более уездов, больному нужен постельный режим и круглосуточный уход. И укольчик сейчас сделаем. Маленький, – добавил он, обращаясь к коту, вздрогнувшему от такой перспективы. – Очень маленький. Но очень лечебненький – мертвого вылечит и на ноги поставит. На все четыре.
– Он не умрет? – с надеждой спросила Алиса.
– Ни боже мой! – отвечал ветеринар.
– Я думала, он умирает…