Оламер замер. Он неожиданно понял, что мужское в нем не зачеркнуто окончательно. Оно пробудилось и начинало туманить голову. Он легко подчинил воле неосознанный порыв. А девушка, видимо, почувствовала чье-то присутствие. Она медленно опустила руки, потом как кошка метнулась за камень и вышла оттуда уже с ножом в руке.

Лунный свет заливал берег. Овела узнала ведуна и удивилась:

– Что ты здесь делаешь, Знающий?

– Я шел со скалы моления и вот наткнулся на тебя…

Облитая лунным светом, девушка словно прозрачная, светилась изнутри. Ведун не мог оторвать от нее глаз, и она заметила это:

– Что, нравлюсь? – ехидно спросила она. Ведун только кивнул. А она подошла к нему, прижалась нагим телом и потерлась щекой об его щеку. И столько в этом прикосновении было нежности тепла и доверия, что Оламер даже задохнулся от подступившего к горлу чувства. А девушка отскочила от него и радостно запрыгала:

– Такой же! Такой же!.. – потом добавила, – И ты такой же, как все, Знающий! Только притворяешься, что не мужчина!

Она, с вызовом рассмеялась и юркнула за камень. Оламер услышал скрип ее шагов по песку. Она уходила… Наверное, он мог бы ей объяснить… Но что и как? Он и сам не ожидал, что мужское в нем вспыхнет так неожиданно. И потом, почему он должен объяснять что-то этой девчонке! Джянга знает, какой он на самом деле, а все остальное для Знающего неважно. Однако путь до своей пещерки он прошел в мыслях о том, что случилось на берегу. Невольно трогал щеку, где ее коснулась щека девушки, вспоминал запах ее мокрых волос. Он был в недоумении: он даже не думал о подруге, а тут случайная встреча на берегу разом разрушила душевный покой. Ночью он молился и сквозь волны молитвенного восторга, внутри прорывался другой восторг, скорее даже телесное счастье от былого прикосновения.

Утром молодые уходили на полдень. Длинная стремительная лодка стояла наготове. Люди на берегу прощались с отрядом. Оламер видел, как мать прижала лицо к плечу Овелы и стоит молча, боясь пошевелиться. Отец девушки погиб недавно. Для племени дело обычное, но у него была дочь, а не сын. Сыновья возвращались из походов с женщинами, а потом матери возились с внуками. А тут девушка уходила, и неизвестно, вернется или нет, а мать оставалась одна, и никто не даст ей внука.

Овела отстранила мать и подошла к ведуну:

– Ты, такой же, как все мужчины. Я хочу от тебя ребенка. Когда мы вернемся, ты станешь отцом моего сына, Оламер!

Она не спрашивала, не просила. Она утверждала, твердо веруя в то, что так и будет. Что он мог ей ответить? Он знал, что видятся они в последний раз. Она погибнет на полудне, утонет в бурю. Он знал это, но против своего обыкновения – молчал. Он понимал, что девушка не послушает его и уйдет. Она верила только себе. Знающий стал для нее мужчиной. Он коснулся пальцами ее щеки. Она вдруг прижалась к его ладони, а потом резко вскинула голову, повернулась и, не оглядываясь, пошла к лодкам.

Ноги у коня подогнулись, и он с жалобным ржанием упал на землю. Оламер едва успел высвободить ногу из стремени и соскочил с падающего животного. Конь уже не поднимется. Он загнал его. И теперь на пустынной дороге, вдалеке от родных скал он стоял над издыхающим конем. Что он мог? Добить коня, чтобы тот не мучался? А дальше? Где он остановился? Оламер огляделся по сторонам, и сердце нехорошо екнуло. Это место даже отряды воинов старались пройти быстрым шагом. Здесь жили нелюди, и бороться с ними в племени не умели. Да и как сражаться, когда нелюди не обращали внимания на раны, шли напролом. Остановить их можно было только размозжив голову дубиной. Но на место убитого тут же вставал другой, словно прятался за спиной поверженного…