Только вот что-то пошло не так. Уже в море.

Сама вода моряков не тревожила. Ветер им сопутствовал, горизонт оставался чист, а солнце Тропика Водолея особо не досаждало, прячась по большей части за облаками. Другое дело – сознание. Над каждым матросом собственный мозг шутил по-своему.

Днём на экипаж нападала странная хандра. Начали проявляться симптомы, пограничные с морской болезнью. Хотя вануэзцы людей, к ней склонных, не держали. Одних тошнило, склоняя блевануть за борт. Вторые раздражались по поводу и без. Третьи уходили в себя, не сразу возвращаясь из мыслей на бренную землю.

Вито и сам ощутил эту странную перемену, не подкрепленную очевидными причинами. Голова у него кружилась так, будто он в одно рыло выхлебал бутылку бренди или больше, не закусывая. Это еще ничего. То ли дело галлюцинации: как слуховые, так и визуальные. От них у моряка шли мурашки по коже.

Поначалу он слышал не то звон, не то свист. У него уже бывало такое, врач поставил диагноз – тиннитус, что бы тот ни значил. Или раз в месяц в ушах брякнет, или каждые полгода. Словом, ничего серьезного. Однако в тот день его это напрягало. Сильно.

Больно уж часто звенело, переливаясь то в гул, то в шипение, усиливаясь до стрекотания кузнечиков, если не вовсе шума водопада. Вито не мог никак отделаться от этих галлюцинаций. А когда стал слышать голоса на чужом языке, сердце чуть не катапультировалось из его груди наружу.

Такой речи моряк никогда не слышал. Во всяком случае, ему показалось поначалу. Когда начал вслушиваться, тут же понял по некоторым знакомым словам: это дельмейский. Его голову одолевал чужой монолог на языке Деспотата. Но фразы были исковерканы немало. Судя по всему, наречие принадлежало временам куда древнее.

По мере работы на палубе краем глаза он замечал силуэты, которых видеть был не должен. Вито не сомневался ни на миг, что это не его коллеги по опасной работе. Моряки из Вануи носили форму. А фигуры были одеты так, как ныне даже в Деспотате не одевались. Их тела покрывали открытые раны, из которых текла без конца кровь.

Она пачкала палубу. Вито мотал головой, пытался проморгаться. Смотрел снова. Было чисто. Сознание устроило с ним потешную игру, выбивая из колеи. Привыкнуть к образам, возникавшим из ниоткуда и уходившим в никуда, было невозможно.

Хотя моряк еще молодцом держался. Матрос один пытался забраться в воронье гнездо, увидел там что-то, взвизгнул, как резаная свинья, и сорвался вниз. Его размазало по палубе. На борту поднялась паника. Экипаж утихомирил капитан, послав пулю в небо.

Ужас как рукой сняло. Гибель коллеги списали на несчастный случай. Палубу отмыли. Труп матросам пришлось выкинуть за борт: мало ли, какая болезнь могла их корабль охватить, едва начнут выходить миазмы.

Ещё куда-то пропал щеголь из офицерского состава. Начальство искало его всюду, но так и не смогло отыскать.

Каждый ощущал на себе странное, будто бы потустороннее давление. Вот только экипаж принял негласное решение игнорировать свое помешательство. Тем более, на подходах к Саргузам коллективный бред как рукой сняло. Ответа на вопрос, что это вообще было, никто дать не мог.

И ослу понятно было: всему виной саркофаг, что погрузили на «Сирокко». Либо же та мумия, что покоилась внутри гроба. Вито хотелось кричать об этом, обратить внимание на проблему, но он не мог. Своему же экипажу он перестал доверять на ровном месте. Ощущение складывалось такое, будто они убьют его, если ляпнет хоть слово про мощи.

Местная береговая охрана досмотрела команду корабля, вынюхала все уголки судна, однако так и не обнаружила ничего, что их смутило бы. Зафиксировали число больных цингой, обещая предоставить команде квашеную капусту.