– Господи! Инночка, Инна… ты что? Стряслась беда? С кем? Кто-то умер? – заполошно стала сыпать вопросами Варя.

Я отчаянно закивала.

– Да… Я! Я умерла-а-а-а!

Я завыла в голос, да так, что нутро разрывалось от жуткой боли, она всё стояла и стояла внутри и никак не могла выйти наружу. Ничего не помогало… Рёв смертельно раненого животного не спасал…

– Господи… Инночка, Господи… – только и шептала Варя.

Она целовала меня в волосы, висок, скулу, стала говорить какие-то слова, в которых я не разбирала смысла. Да и не нужен он мне был, этот смысл. Его больше не было в моей жизни в принципе…

– Матвей мне изменяет два года… – шепнула я, всё же взяв себя в руки. – Я сегодня застала его с другой в офисе Голикова.

Отстранившись, стала отирать слёзы, пока настала очередь Вари замирать бездвижно.

– В смысле? Инн… ты чего? – выдохнула она, округлив глаза.

Вот тебе и в смысле… Если уж подруга так шокировалась новостями, то что говорить обо мне?

– Так… идём-ка на кухню, меня ноги не держат и нужно хотя бы чаю, что ли, выпить…– сдавленно пробормотала она.

Взяла за руку и повела в вышеуказанном направлении, а когда мы чуть ли не рухнули за стол, про чай, разумеется, тут же забыли.

– Это ещё не всё, – проговорила я, сопроводив слова судорожным рыданием. – Дети обо всём знали…

Я вгляделась в лицо Вари, ища на нём нечто вроде равнодушия по отношению к последнему известию. Может, хоть так мне станет легче… Конечно, потом я окончательно приму, что в этом и есть главное предательство моей жизни, но сейчас ухвачусь за реакцию подруги в бесплодной попытке вновь начать дышать.

– Как… Как так, Инна? Илья и Женя знали, что Матвей… загулял?

Ужас был всеобъемлющим. Он стал отражением того, что бушевало внутри меня. Он откликнулся эхом на мои дикие страдания, которые разрывали душу в клочья.

Ответить я не успела, в дверь позвонили. Это не мог быть Голиков, но я предполагала, кого увижу, когда открою.

И точно, стоило мне добрести до прихожей и отпереть, на пороге я увидела сына.

– Илья знал, Варя, – обернувшись, крикнула я в сторону кухни. – И сейчас сможешь спросить у него обо всём сама.

Взглянув на сына снова, я увидела, что он побледнел чуть ли не до синевы. Судорожно сглотнул и прошептал:

– Мам…

Больше ничего говорить не стал – достаточно было этого одного слова, чтобы я вновь ощутила ком в горле.

Передо мной стоял молодой мужчина, который был для меня всем. Я готова была отдать ему всю себя, всю свою нежность, всё тепло. А он взял их, как и полагается ребёнку, а назад швырнул пригоршню предательства, щедро сдобренного дурнопахнущим дерьмом.

– Проходи, Илья… У меня Варя, она очень интересовалась, как так вышло, что ты был в курсе измен твоего отца и стоял на его стороне, – проговорила я ровным голосом.

В нём не сквозило обвинения или стали. Он был дико уставшим, словно я только что пробежала марафон вокруг Земли, после которого хоть ложись и помирай.

Сын молча зашёл в прихожую. Разулся, а когда расстёгивал пальто, я заметила, что руки его дрожат. Говорить по этому поводу ничего не стала – если он переживает, то это хоть как-то говорит о том, что не всё потеряно. Он умолчал про Анастасию, но, наверное, для этого имелся какой-то важный повод?

Я, как и полагается любящей матери, искала оправдания сыну. Искала, и пока не могла понять, удастся ли их обнаружить в принципе.

Илья прошёл в сторону кухни, опустился напротив Вари. Подруга смотрела на него со смесью ожидания и надежды. А я вот уже ни на что не надеялась. Покаянный вид Ильи говорил сам за себя – он приехал с повинной.

– Во-первых, я на его стороне не стоял… – начал сын, и я его тут же оборвала: