Мало ли, вдруг Михей, обдолбанный, какой-нибудь дикой хренью, всё ещё носится по городу. Это будет означать, что Нику нельзя никуда отпускать от себя.
От мысли, что шизанутый мажор, до сих пор не натыкан мордой в собственное дерьмо, начинаю чувствовать себя воспитателем детского сада.
Спрашиваю у синеглазки, сколько сейчас времени, когда она отключает связь с матерью.
Она подходит ближе и я нагло пользуюсь ситуацией, снова затягиваю её на кровать.
На этот раз Ника скидывает ботинки и залазит ко мне “с ногами”.
Лежим молча, её голова у меня на плече. Дыхание возле моего уха становится ровным и я понимаю, что она уснула.
Не успеваю расслабиться, как спящая красавица закидывает на меня свою стройную ножку. Сжимаю резко челюсти, чтобы не заорать и тихо мычу от боли, потому что её коленка упирается прямо в мою повязку на ноге.
Терплю и думаю, чё мне делать?
Если разбужу Нику и она узнает, что попала ногой в мою рану, то потом ещё долго будет от меня шарахаться. Такой вариант меня точно не устраивает.
Аккуратно приподнимаюсь и дотягиваюсь рукой до заднего кармана джинсов синеглазки, достаю пальцами её телефон. Так же медленно и осторожно подпихиваю гаджет под лежащую у меня на груди руку, прикладывая указательный палец к камере.
Случайно заметил, как она разблокирует свой телефон, оказывается не зря.
Нахожу контакт “Рома” и нажимаю не задумываясь. Прикидываю, как долго мне придётся терпеть давящую боль, если Бодрый сейчас у себя дома.
– Ника, ну как? Получилось? – спрашивает лысый заспанным голосом.
– У неё получилось, – отвечаю, хотя понятия не имею, о чём он говорит. – Бодрый, ты где? – интересуюсь, задирая голову кверху и стараясь разговаривать не громко.
– Клим?!! – орёт в трубку и мне приходится убрать телефон в сторону. – Я тут, у твоей палаты, а ты откуда звонишь? – тупее вопрос, по ходу сложно придумать, но Бодрый бы и это смог, я в нём не сомневаюсь.
– Я-то? Откуда и должен, уже на девятый круг пошёл, решил с тобой впечатлением поделиться, – стискивая зубы, выдаю чёрный юмор, намекая, что я в аду. – Лысый, кончай тупить. Зайди ко мне, только тихо, – говорю, уже теряя терпение.
Дверь в палату, почти сразу открывается и в проёме появляется бритая башка.
– Заходи, короче! Не светись там! – шиплю на него агрессивным шёпотом. Без психа, конечно, потому что осознаю в этот момент – чё бы не было, но я рад этому балбесу.
Заторможено закрывает дверь и пялится на меня, как на привидение.
– Сработало, значит, – несёт, только ему понятную охренею.
– Про гороскопы, давай, попозжа, – предупреждаю заранее. – Иди сюда, чё встал? – нервничаю я потому что ногу мне всё ещё больно.
– Причём тут гороскопы, – подходит, недовольно поглядывая на спящую синеглазку.
– Убери ногу Ники с меня. Только нежно очень и не вздумай лапать, – смотрит на меня исподлобья и берёт её за щиколотку, тянет и разгибает ногу, убирая с меня.
– Ты ещё до стрелки кукухой поехал, я смотрю ничего не изменилось, – хмыкает Бодрый, разглядывая выражение моего лица и отходит от Ники на другую сторону кровати.
– По-любому изменилось, ещё хуже стало, – отвечаю, сдерживая вздох облегчения.
Отказываясь от всех этих чувств, несколько лет назад, я был уверен, что смогу контролировать эмоции, чтобы оставаться хладнокровным.
Появление Ники застало меня врасплох и вначале могло показаться, что она во мне нуждается, но всё вышло в точности до наоборот.
Два пулевых, не меньше двух дней в отключке, но стоило появиться синеглазке и вот я практически здоров. Это я в ней нуждаюсь и не сдох до сих пор, потому что эта девочка есть.