Я бы хотела посмотреть, как танцует моя дочь, но в студию меня не пустят. Строгий пропускной контроль из списка, которого меня исключили. Прохожу в здание, присаживаясь в холле. Жду. Еще пять минут, и я увижу Машу. Самое страшное – не встреча с дочерью, а отпустить ее после.

Глотаю воздух, как загнанная собака, не в силах справиться с волнением.

Из залов начинают выбегать детки с мамами или нянями. Я всех их знаю, я часто приводила сюда дочь сама. Все таращатся на меня с удивлением, кто-то сочувственно кивает, кто-то цокает с пренебрежением. Это все последствия развода. Меня вычеркнули из этого общества. Тарас постарался очернить меня как можно публичнее. Но мне все равно на их косые взгляды, глубоко плевать, кто я в их глазах и во что они верят, главное, чтобы мне поверила дочь. Ищу глазами Машу. Она копуша, долго собирается, поэтому выходит самая последняя. Рядом с ней женщина. Не знаю такую. У нас была другая няня, которую нанимала я. Эта же намного старше. На вид строгая, чопорная.

– Машенька! – поднимаюсь с места, бегу к дочери.

– Мама! – дочь сначала тормозит в растерянности, а потом кидается в мои объятья. Хватаю ее, поднимаю на руки, прижимая к себе, целую в волосы, висок, щеки, носик.

– Машенька, маленькая моя! Девочка моя! – стараюсь не плакать, не пугать ребенка, но губы дрожат.

– Мама! – только и повторяет Маша, обнимая меня крепче, цепляясь в меня ручками.

– Я так соскучилась, – всхлипываю, пряча лицо у нее в волосах. На нас оглядываются люди, косится охрана здания, и застыла как вкопанная новая няня.

– Мама, смотри, – показывает мне браслет с бабочками на руке.

– Очень красиво, – прижимаю ее к себе и никак не могу отпустить.

– Женщина, – няня выходит из ступора. – Отпустите ребенка! – требует она.

– Это моя дочь! – в голосе истерика и угроза, которая заставляет отойти от меня женщину на пару шагов.

– Если вы ее сейчас же не отдадите мне, я вынуждена буду позвать охрану!

Не обращаю никого внимания. Отхожу с Машей к диванам, сажаю ее, опускаюсь к ней на корточки, целую пальчики.

– Я тебе кота принесла, – отдаю ей пакет. Дочь ловко вытаскивает игрушку, складывая губки буквой «о», обнимает игрушку.

– Как его зовут? – спрашивает Маша.

Теряюсь.

– Тиша, – выдумываю на ходу, краем глаза замечая, как няня выбегает на улицу, а это значит, что у меня очень мало времени.

– Поехали домой? – зовет меня Маша, и сердце разрывается.

– Тебя обижают? – с тревогой смотрю ей в глаза.

– Нет, – мотает головой, откидывает кота, повисая у меня на шее. – Поехали домой! – повторяет дочь, начиная всхлипывать.

– Послушай меня, Машенька, – торопливо шепчу ей. – Домой я не могу, но я обязательно тебя заберу, очень скоро. Понимаешь? – шепчу, стискивая ребёнка в объятиях.

– Я хочу сейчас, – начинает плакать дочь.

– Машуля, девочка моя. Я очень тебя люблю.

Все, сама рыдаю, слыша позади себя шаги.

– Маша, потерпи немного, я очень скоро тебя заберу, – повторяю ей, боясь посмотреть ребёнку в глаза. На самом деле отпускать не хочу. Это моя дочь! Моя! Я никому ее не отдам. Ни за что!

– Отпустите ребенка! – на мое плечо опускается давящая рука охранника. Не обращаю внимания, цепляясь за дочь.

Ну не могу я.

Не могу!

Собираюсь, оборачиваюсь. Над нами возвышаются няня и два охранника. Я их знаю. Прихвостни Тараса.

– Пожалуйста, позвольте нам пообщаться, погулять здесь рядом, в парке. Совсем немного. Часик. Тарас не узнает.

– Женщина! – шипит на меня няня. – Вы в своем уме?! Тарас Владимирович приказал не подпускать вас к ребёнку вообще! Вы не имеете права!

– Да кто вы такая, чтобы говорить мне о моих правах?! – взрываюсь, тоже шиплю. Хочется орать, оттолкнуть их всех, схватить Машу в охапку и бежать. Я хоть и помешалась, но еще понимаю, что у меня ничего не выйдет. Отберут ребёнка насильно, чем напугают Машу. – Еще хотя бы полчаса, – с мольбой обращаюсь к охранникам. – Я заплачу, – спешно открываю сумку в поисках кошелька. Денег у меня не так много, но я готова отдать все.