Этот мужчина не взял мои копейки и это плохо, хотя по нему, конечно, не скажешь, что в деньгах нуждается. Одет очень дорого: качественные вещи, часы, украшение из платины на руке и цепочка на шее такая же. И пахнет от него приятно, хоть и холодно. Каким-то терпким парфюмом с нотками леса и бергамота.

Не знаю, когда успела это почувствовать, наверное еще тогда, когда он меня в том переулке зажал. У меня обостренное обоняние. Я всегда такой была, все слишком сильно чувствую. Наверное потому я ненормальная.

Когда бандит отходит от меня, я все же беру приборы и начинаю быстро есть. Уплетаю все, что мне подали: салат, стейк, жульен и это оказываются самым вкусным, что я ела в своей жизни, а пробовала я многое.

Дома всегда были деликатесы, папа как приезжал из командировки, полные сумки подарков мне привозил. Икру и конфеты, шоколад, фрукты из далеких стран, всякие вкусные десерты.

Я была единственным ребенком в семье и наверное, выросла бы жутко избалованной и капризной, если бы в один день моя жизнь не переломилась на “до” и “после”. Так вот теперь я уже не перебирала ни едой, ни одеждой, потому что просто выбора мне никто не давал.

В детском доме ты носишь что дают или ходишь голым. Ты или ешь ту треклятую холодную овсянку либо сидишь голодным, так что я не вертела носом, хотя нет, вру.

Первый месяц я сидела голодной там почти все время, пребывая в шоке и тотальном ужасе от той обстановки, в которую попала. Мне тогда помогла Ксюша, которая кормила меня как маленькую и делилась своими вещами. Она осталась в том аду. Ее заперли за то, что Ксюша не захотела стать бабочкой. Ее повезли к какому-то мужику, а она не была с ним.

Лидия Ивановна это узнала и закрыла ее. Когда я уходила, Ксюша простуженная сидела в изоляторе. Она просила меня не сбегать в никуда, боялась за меня, но у меня был план – вернуться домой. В тот дом, в котором меня уже давно никто не ждет.

Теть Надя до смерти родителей общалась с нами, мама часто дарила подарки ее сыну. Я думала, что она заберет меня из детдома и первый год почти на подоконнике жила, так ждала ее, но тетя не пришла. И не позвонила. Ни разу.

Беру салфетку, мну в руке. Складываю приборы, перед этим стучу ножом дважды по тарелке, не то умру.

Опускаю голову, снова эти мысли, порой я устаю от них и мне просто хочется отключиться, чтобы меня выдернули как утюг из розетки, не то я просто перегреюсь. Один раз я пыталась обсудить эти мысли с Лидией Ивановной, она сказала заткнуться, не то отдаст меня в дурдом.

Здесь есть сцена. Играет джаз в записи. Улыбаюсь, музыка некачественная. Правая колонка немного шипит, а левая не передает все ноты, некоторые глотает. Я это слышу даже из своего дальнего столика, потому что у меня абсолютный музыкальный слух. Я когда-то тоже пела арии. Это было давно и кажется, было неправдой.

– Ален, принеси Беркуту расчет!

– Да Тох, сейчас, подожди минуту.

Мимо меня проходит мужчина, он за руку здоровается с Беркутом и я с ужасом понимаю, что бандит не отходил далеко от меня. Он все время стоял за моей спиной.

Боже, какой позор. Он видел мои попытки успокоиться и кажется, уже понял, что я сильно с приветом.

Наивно было думать, что я сбегу, доев свой салат. Меня никто не отпускал и не отпустит.

Собираю свою жалкую мелочь, кладу в карман. Не знаю я, как буду расплачиваться за еду. Нечем мне. Крестик не отдам.

– Поела?

– Да.

– Вставай.

– Куда?

– Куда я скажу.

Смотрю на этого мужчину. Он достает кошелек и вынув оттуда несколько крупных купюр кладет на стол. Какие у него руки большие и сильные. Такие как сожмет у меня на шее, так она сломается. Боже.