— Тогда, — до нее доходит, лицо приобретает розовый оттенок, идет пятнами. — Ты просто ужасен! Как ты можешь это предлагать?!

— Луша, я вообще имел ввиду мою футболку. Ты же не выкинула ее?

— Что? — она краснеет еще сильнее. Стыдится собственных мыслей, как когда-то стыдилась желаний. — Конечно, выкинула. Не думаешь же ты, что я храню твои вещи? Пф!

Врет! От этого волоски дыбом. Она в ней спит? Или надевает после ванной? А может, втягивает остатки запаха?

— И кулон?

— Тем более. В тот же вечер.

— Жаль. Ну, значит, живи без этой информации!

— Сережа!

— Я правда опаздываю. А ты вряд ли захочешь, чтобы твой парень нас тут застал, да?

— Ты просто… Вонючая обезьяна! — хочет ударить, но сжимает руку в кулак, толкает, по коридору уходит.

— А когда-то этот запах ты называла гладиаторским!

Не отвечает, убегает в свою раздевалку. Я же зубами кулак прикусываю, почти вою в него, потому что девчонка — один сплошной пожар, и я бы много отдал за то, чтобы им обжечься. Даже сгореть дотла!

Но не буду. Так будет лучше для нас всех.

10. FlashBack

Все думают я маленькая, что я не понимаю ничего? Не понимаю, что если девушка сидит на коленях моего парня и пытается проверить его размер его горла языком, то это измена. Это самое настоящее предательство!

— Луша, уйди отсюда, — толкает меня старший брат, с которым я приехала в этот вертеп.

Я не слышу его слов, в голове уже замкнуло.

Я отбиваю его руку, смотрю туда, где Самсонов даже не пытается оправдаться действиями. Спокойно стаскивает со своих рук черноволосую стерву, что притворялась моей подругой, поднимается и не прячет взгляд.

Нужно быть гордой, да? Нужно развернуться и уйти, как взрослая женщина… Но я, черт возьми не женщина! Я девочка, девочка, которой рвут на части сердце.

— Луша! – зовет брат, но я уже вперед иду, сквозь толпу, сквозь яркий свет клубных ламп и биты разрывающей ушные перепонки музыки.

Иду вперед и как кошка вою, вцепляюсь в волосы той, что позволила себе коснуться моего парня. Моего! Моего! Моего!

— Тварь!

— Луша! – меня обнимают за талию, поднимают в воздух и кричат, но я бьюсь рыбой в силках. – Прекрати!

— Стерва! Отпусти меня, я хочу ей вмазать. Ты вкурсе, что нельзя трогать чужое?! За это руки отрубали в Морокко!

Меня выносят, ставят на пол, а перед глазами вдруг Сережа Самсонов. Тот самый, что только что меня предал. Удар по щеке, второй, он все терпит. А мне еще больнее! Мне невыносимо! Мне убить его хочется!

— Как ты мог?! Ты сказал, что будешь дома! Что у тебя снова болит нога!

— Я соврал тебе, — пожимает плечами, руки в карманы убирает. Прячется от меня.

Мы стоим на улице, на парковке клуба... Мы стоим и смотрим друг на друга, как два соперника перед битвой. Но я уже сдаюсь.

— Скажи, что это случайность. Скажи, что он был пьян! – кричу ему в лицо, почти на цыпочки вставая. А он так смотрит, так холодно, так отчужденно. – Скажи, Сереж…. Что я просто не так все поняла! Хоть что – то скажи!

Он коротко мотает головой, а из моей груди крик отчаянья рвется.

— Скотина! Сволочь! Как ты мог! — бью его в грудь, он даже не шевелиться, смотрит на меня волком, и я не могу понять, что у него внутри. – Сережа… Почему…Ты…Ты говорил, что я нравлюсь тебе.

— Нравишься. Но ты маленькая, а у меня есть потребности.

— Потребности, значит?

— Луш, мне восемнадцать, жизнь только начинается, почему я должен из-за тебя надевать добровольный целибат, пока ты решишься стать взрослой, — он подходит ближе, пока мои губы дрожат, пока слезы льются. Он ведь говорил, что дождется, говорил, что уважает мое решение остаться невинной до восемнадцати. – Ну что ты ноешь?! Ну слушай, может ты уже готова, м? Хочешь, прямо сейчас сядем в машину, и я сделаю тебя взрослой. Ты готова остаться со мной? Готова стать моей по - настоящему?