– Нет, товарищ подполковник, я тут не при чём.

– Ну и хорошо, мне спокойнее стало.

И тут мне в голову пришла мысль рассказать Петру Дмитриевичу о вчерашнем вечернем происшествии. Выслушав мой рассказ, он почесал голову (ну вот, началось!) и сморщившись прокомментировал это дело:

– Да, есть у нас такие, но за руку их поймать сложно.

– А если я помогу вам в этом деле?

– Каким образом?

– Посмотрю на ваших сотрудников и расскажу про каждого, что это за человек.

– Вообще-то это можно классифицировать, как вмешательство в личную жизнь.

– Согласен, есть здесь некий моральный аспект, но ведь мы не собираемся на всех столбах развешивать плакаты с описанием внутреннего мира человека. Это будет только, так сказать, для служебного пользования.

Подполковник заёрзал на стуле, – Вообще-то такую информацию в службу безопасности надо передавать.

– Ну это вы уже сами решайте, куда и кому её передавать, только просьба у меня всё та же, моя фамилия нигде не должна фигурировать.

Пётр Дмитриевич хмыкнул, – тогда эта информация только для меня будет. Ладно, подумаю…

Мы поднялись и направились к выходу.

– А ведь я сегодня в госпиталь еду, договорился с другом-хирургом.

– Удачной вам поездки, и про меня другу-хирургу тоже говорить не надо.

– Вот ты какой, Александр, нигде светиться не хочешь.

– Вы уж простите, но пока мне рано появляться на публике.

Мы пожали друг другу руки и разъехались каждый в свою сторону.

В течении дня я несколько раз обдумывал утренний разговор и решил попросить подполковника посмотреть на тело «упыря». Ну не верилось мне, что он сам свёл счёты с жизнью. Удастся ли мне что-то узнать, осматривая труп, не знаю, но попробовать можно. Однако Пётр Дмитриевич меня опередил. За час до конца работы он вновь позвонил мне и сказал, что вновь надо встретиться. Я снова пошёл отпрашиваться. С начальником отдела у меня были хорошие отношения, поэтому он не возражал против моего незапланированного ухода, только спросил, – Александр, у тебя проблемы?

– Пока нет, и надеюсь, что сегодня всё закончится. – объяснять, что у меня за дела, мне было не с руки.

– Ну ты смотри, – продолжил начальник, – у меня много друзей в разных сферах, если что, говори, может быть я смогу чем-то помочь.

– Спасибо, буду иметь ввиду.

С подполковником мы встретились в том же кафе, что и утром. Он сидел такой же хмурый.

– Что ещё случилось, Пётр Дмитриевич?

– Ты волшебник? – Вопросом на вопрос ответил он. – Андрей, мой друг-хирург в госпитале, посмотрел новые снимки, потом мы с ним прошлись по другим врачам, и он сделал заключение, что это не моё тело. Осколка нет, и следов от него никаких не осталось и это ещё не всё, нет шрамов от пулевого и ножевого ранения, и это ещё не всё, – он отхлебнул кофе, – все анализы и кардиограмма говорят о том, что состоянию моего организма может позавидовать тридцатилетний. Андрей, сказал, что так не бывает, что такое под силу только какому-нибудь волшебнику из детской сказки. И он категорически настаивает, чтобы я ему рассказал, как мне это удалось. У него огромный опыт работы, он оперировал безнадёжных раненных и о возможностях человеческого организма знает не понаслышке, и врать я ему не могу, а что говорить не знаю, – подполковник замолчал, покачивая в чашке остывший кофе, – так что, Александр, ты волшебник?

– Да какой я волшебник, Пётр Дмитриевич, я простой человек… Ну может не совсем простой, но не волшебник уж точно. Как всё это у меня получается – не знаю. Получается и всё.

Мы замолчали. Я заказал кофе и круассаны, «Дмитрич» попросил ему тоже принести. – Могу теперь себе позволить сладкое, улыбнулся он, – а то приходилось ограничивать, из-за высокого сахара.