Невероятное было ощущение – стоять там, на тротуаре перед этим дерьмовым рестораном и поглядывать на телеэкран. Взволнованные голоса новостников трещали об ограблении, которое он сам спланировал – но в котором ни секунды не участвовал физически.

Четыре дня. Вот все, что у них было. Он единственный не мог участвовать в ограблении, понимая, что потом полиция обязательно явится к нему. Он был опытным налетчиком, к тому же хорошо известным и недавно выпущенным на свободу. Двое других, Сэм и Яри, сидели в отделении Н не за грабежи. А если у тебя нет времени на ненужные допросы, если ты хочешь опередить полицейских и забрать то, чего не существует, следует позаботиться о кристально чистом алиби.

Подвижная картинка с дрожащего мобильника – вот что он успел увидеть через запотевшее окно ресторана. Снимал кто-то из свидетелей. Мобильные телефоны за то время, что он сидел в тюрьме, радикально изменились, стали частью человеческого тела. Раньше им, налетчикам, достаточно было только добраться до камер видеонаблюдения. Расстрелять их сразу, лишить следователя возможности восстановить ход событий. Оставались только сумбурные свидетельства, перепутанные фрагменты картинок, которые все свидетели рисовали по-разному, потому что в состоянии шока человек видит то, что ему кажется, что он видит, – и оттого полицейским требовалось много времени, чтобы сложить кусочки пазла воедино. Теперь все осложняли моментальные снимки с мобильных телефонов, их невозможно учесть при планировании, невозможно ликвидировать, невозможно проконтролировать. Теперь дрожащие любительские кадры подтверждали, что произошло худшее, что Сэм лежит там в луже крови.

Он приблизился к трем фонарям, рядом – домик, где паромщик коротал время между рейсами. Ярко-желтый паром рядом с берегом, неподвижная и черная, как смола, вода. И тут – снова жужжание. Телефон в нагрудном кармане. Тот же номер, код 08. Он дождался, когда телефон закончит жужжать, пошел дальше. Одна-единственная машина тихо ждала, когда можно будет въехать на палубу. Подстерегают его? Полицейская машина? А если так, то кто прячется рядом с ней в темноте? Он подошел поближе. У него нет выбора, он должен знать. Сэма нельзя заменить. Сидя в камере Сэма, они двое много месяцев подряд все планировали – Яри, наемного убийцу, сидевшего за разбойное нападение и шантаж, они взяли к себе позже. Первая встреча с ним оказалась чистой торговлей – уступки с обеих сторон и наконец согласованный прайс, включавший быстрое ограбление инкассаторской машины и активное участие в финале, когда надо будет исчезнуть. Торговаться с Яри было относительно легко, как и со всеми, кто знает свои сильные стороны и берется сотрудничать; Яри не хотел знать лишнего, всегда выполнял то, что от него требовалось, и был знаменит молчанием во время допросов. Он оценил себя в пятнадцать миллионов крон. И обе стороны остались довольны сделкой. Лео рассчитывал на колоссальную добычу после всех операций, так что запрошенные Яри деньги были для уголовного мира вполне приемлемой платой за то, чтобы держать рот на замке, в другом мире понадобился бы контракт с параграфом о неразглашении информации.

Итак, если Сэм погиб. Или арестован. Тогда это крах. Потому что их план ограничен временем. Никогда ему не надо было сделать так много дел за такой короткий срок. До того, как сесть, до того, как о нем узнала полиция, он планировал и устраивал налеты один за другим, без всяких помех. Аноним, он отшлифовывал и совершал ограбление за ограблением – они должны были финансировать весь его путь к финальному меганалету. Больше так не получится. Теперь он – один из самых известных преступников в реестре судимостей, его фото отпечаталось в мозгу каждого легавого. Только он способен устроить налет такого масштаба. Вот почему у него один-единственный шанс. Риск больший, чем когда-либо, риск, на который он готов пойти, потому что куш больший, чем когда-либо. Другого такого шанса не будет.