Моё сердце снова сделало кульбит, упало на дно матки, отрикошетило к лёгким, осушило горло и вернулось на место от одного только взгляда на него. Я не шевелилась, срослась с ограждением, рассматривая его с ног до головы. Вроде ничего особенного: джинсы, белая футболка и косуха, а выглядел, как Бред Пит на красной дорожке. И эта походка его вальяжно-блядиная, и бесстыже-охренительный голос, в котором вибрировала сексуальная хриплость, всё в нём было, как с картинки. Нет… Всё в нём было, как из горячего фильма для взрослых, где он, отвязный хулиган, разбивает сердце милой скромницы.

— Распущенный мерзавец, — шептала я, откровенно пялясь на его задницу. Боже… Это ж издевательство!

— Кто ж его распустил? — безмолвно хохотала Ника, пританцовывая на своих красивых, но неудобных шпильках.

— Распускают носки и слухи, Курочкина, а он просто распутный, — Анька рухнула лицом мне в спину, лишь бы не рассеяться в голос.

— Распущенный он, что, не видно? — кусала губу, старательно отворачиваясь от пытливых взглядов подруг, чтобы лишнего не показать. — Всё! Решено! Распущенный мерзавец! И не спорьте со мной. Вы вообще слепые, что ли? Не видели, как он меня домогался?

— Это ещё кто кого, Курочкина…

— Ой, а понравился, да? Сердечко тук-тук сделало? И уже на свекровь в гостиной наплевать, и на парашюты в рябину, да? — Ника передразнивала меня, корча моську. — Чего тогда стоишь? Иди, давай, пройди мимо, шикани своей зачётной задницей, Курочкина, сделай вид…

— … что просто мусор выносила! — не удержалась Анька, вставила свои пять копеек, а потом со всей дури укусила за плечо, хороня смех.

— Дуры, бабы, ей Богу!

Но я даже понять ничего не успела, как у тротуара с визгом тормозов остановилась полицейская машина. Яркие вспышки мигалок разрезали темноту, лишая нас отличного укрытия. Анечка зашептала и потащила нас за мусорный бак, чтобы уж точно не нашли. А когда я отдышалась и всё же выглянула, то у входа в клуб уже никого не было. Исчез… Как появился, так и растворился.

— Так ему и надо, придурку! — меня вдруг словно отпустило, смех щекотал горло и ласкал губы, что ещё так отчетливо помнили нежность его поцелуев. Странный… Как буран. Внезапно накрывает, и ты уже в его плену без права на какое-либо сопротивление. Да какое там может быть сопротивление? Со стихией не спорят…

— Люсь, телефон, — Мишина вышла из укрытия первой, аккуратно подходя к краю дороги, чтобы убедиться, что мы одни.

— Алло, Марьяна Дмитриевна? — я чуть язык не проглотила. Моя «сочная» клиентка просто так в три часа ночи звонить не станет. Для этого же повод нужен. Оттого и беспокойно вдруг стало.

— Людмила Аркадьевна! Я в полиции!

— Где?

— В пятнадцатом отделении, на Фрунзе…

— Я знаю, где это, но что вы там забыли?

— Я мужа уби-и-и-ила… — взвыла Купатова.

— Чёрт! Так, чтобы я больше не слышала этих слов, Марьяна Дмитриевна. Буду через двадцать минут, и до этого я бы советовала ни с кем не разговаривать.

Хмель в один миг растворился, в кровь выбросило дозу адреналина, а мозг со скрипом стал проворачиваться, пытаясь понять, какого хрена произошло?

— Люся! — Анечка размахивала рукой, придерживая открытую дверь такси. — Давай шустрее.

— Чёрт, девки, придётся покататься, — я плюхнулась на переднее сиденье и явно удивила сонного водителя адресом полицейского участка. Мужчина подозрительно осмотрел нас, но с места тронулся.

— Люсь? Ты его знаешь? — холодные пальчики Лисицыной стали гулять по моей пылающей шее. — Давай, колись. Это и есть твоя таблетка от Кура? Да?

— Девки, я его впервые видела, и, дай Бог, больше не увижу!