Он поставил на стол ещё одну чашку, налил в неё горячего зелёного чая.

– Что с моими зубами? – спросила я хмуро, двигая чашку к себе.

– А что с твоими зубами?

– Они не мои. У меня что, вставные челюсти?

Я смотрела на то, как он смеётся – мощно, с удовольствием, с громким раздельным ха-ха-ха, наклонив голову влево. Думала о том, что этот смех что-то мне напоминает, будто я уже видела это где-то. Может, в каком-то фильме, может, во сне, а потом вдруг до меня дошло, что передо мной не кто иной, как собственный муж, и, конечно, мне должны быть хорошо знакомы его манеры.

– Это люминиры, Лу, – сказал он, просмеявшись.

– Что такое люминиры? – спросила я всё так же мрачно, нисколько не заразившись его весельем.

– Тоненькие, как контактные линзы, керамические пластинки. Почему ты злишься? Они тебе не нравятся?

А правда, с чего это я злюсь?

– Ну нет, почему же? – скрипнула я зубами. – Очень красиво.

– Да, это красиво. Помню, когда я впервые тебя увидел, твои зубы были немного неровными. А теперь всё идеально.

Мы помолчали.

– А с телом моим что? – спросила я. – Чем я занималась? Каким спортом?

– Всем понемногу. Железо, йога, единоборства. Много бегала.

– Бегала? – поразилась я. – Ненавижу бегать!

– Ну так не бегай, я же не буду тебя заставлять.

– Что ещё ты не будешь меня заставлять? – вырвалось вдруг из меня.

– Ничего, – спокойно ответил он, – кроме одного. Ешь, пожалуйста. Тебе нужно набрать прежний вес.

Он взял со стола сигареты, отточенным движением вытряхнул последнюю. Смял пустую пачку и небрежно швырнул её на стол.

– Чего? – нахмурился он, когда увидел, что я гляжу на скомканную пачку. – Только не говори мне, что тоже хочешь.

– Есть ещё?

– Ты больше не куришь, Лу, – сказал он, отгоняя дым от лица.

– Как это?

– Ты бросила несколько лет назад.

Мне с трудом верилось в это. Курить сразу же захотелось просто невыносимо.

– Дай хотя бы затянуться пару раз, – настаивала я, почти паникуя.

– Нет. У тебя уже давно нет никотиновой зависимости, а то, что ты чувствуешь, зависимость психологическая. Я этого не знал, извини. Вот как мы поступим: я больше не буду курить при тебе, – Артём демонстративно раздавил сигарету в пепельнице. – Если тебе ничто не будет напоминать о курении, тебе не будет этого хотеться. Давай подождём немного?

Он всего лишь заботится о моём здоровье. Я заставила себя согласиться с этой мыслью.

– Хорошо, – сказала. – Но если мне будет хотеться, я буду курить,

– Не будет, – отрезал он.

В молчании мы продолжили пить чай.

– Ты должна поесть чего-нибудь. Хочешь омлет?

– Не знаю. Может быть…

– Хочешь не хочешь, а придётся.

Я следила за ним, за его плечами, руками и даже за ногами. Это руки моего мужа. Это спина моего мужа. Это ноги моего мужа. Немыслимо. Передо мной опустилась тарелка. Я смотрела на глазунью, глазунья смотрела на меня.

– Ешь, пожалуйста, – мягко, но настоятельно попросил Артём.

Я судорожно повела лопатками и сжалась. Было очень неуютно под его взглядом.

– Ты выглядишь ещё больше испуганной, чем с утра, – он легонько сжал моё плечо.

– Да нет, я не боюсь, просто… – я подвинула к себе приборы и воткнула вилку в жёлтый глаз. – Просто мой бредометр зашкаливает.

– Всё наладится, – он нагнулся и поцеловал меня в макушку, потрепал по волосам. – Пока просто живи. Ешь, спи, ни о чём не думай.

Думать, в общем-то, и не получалось, потому что я просто не понимала, в каком направлении мыслить. От чего отталкиваться, к чему идти, до чего желать додуматься в итоге. В молчании ковыряла глазунью, исподтишка бросая осторожные взгляды в сторону своего мужа.

– Как достала меня эта постоянная стройка! – пробубнил он, косясь в сторону соседской виллы. – Долбят и долбят сутками напролёт.