– Хорошо. Я тебя услышала. Можно ли твои слова считать признаком того, что ты принимаешь меня такой, какая я есть со всеми недостатками? У меня ведь никак не получится их скрыть, если я не буду врать, а притворщики всегда кажутся более приятными, чем те, кто не пытается себя прятать.

– Именно так ты и должна воспринимать мои слова. И запомни – у тебя нет недостатков, ты совершенна изначально. Возможно, у тебя есть некоторые заблуждения, навязанные обществом опять же, но также у тебя есть и я, тот, кто тебя от этих заблуждений вылечит.

– Очень самонадеянно, тебе так не кажется?

– Меня и самого вылечили. И для меня это действительно было так. Было так же важно, как и вовремя узнать, что я болен смертельно опасной, но излечимой болезнью, чтобы получить возможность избавиться от неё.

– Опять ничего не расскажешь?

– Не сегодня, Лиз.

Пора бы мне уже привыкнуть к тому, что он вечно обрывает свои самые интересные мысли на середине. Давить на него я пока не готова.

– Ну хорошо, – вздохнула я. – Допустим, по средам и пятницам я буду ходить на курсы для будущих космонавтов. А что мы будем делать в остальное время?

– Ну слушай моё мнение на этот счёт. Я склонен думать, что отношения это не тюрьма, и у каждого должна быть какая-то своя жизнь, если ему это нужно. Кроме того, я всегда выступал за качество, а не за количество общения. Понимаешь, я считал, что если всё время зацикливаться на том, чтобы всё делать вместе – вместе есть, вместе спать, вместе гулять, вместе ходить по магазинам, вместе и работать и отдыхать, можно очень скоро начать грезить о том, чтобы посадить свою половину в катапульту и выстрелить ею по горизонту, чтобы она перестала наконец мозолить глаза. Так я думал. Но теперь мне не хочется отпускать тебя от себя ни на минуту. Не знаю, может дело в том, что мы в лесу и мне без тебя тут просто страшно? Посмотрим, Лиз, по обстоятельствам. А ты что думаешь?

– Ну слушай и моё мнение. У меня есть особенность. Я вполне могу побыть одна – мне с самой собой никогда не бывает скучно. Более того, я привыкла к одиночеству, и мне будет сложно с ним расставаться. То есть, я не буду требовать к себе всё твоё внимание, но готовься к тому, что когда ты будешь оказываться рядом, я просто не смогу слезть с твоих коленей. Во всяком случае первые лет тридцать. Для меня это будет пытка – иметь тебя поблизости и не прикасаться. Я иначе любить не умею и не хочу иначе.

– Ох, – вздохнул Рональд, покрепче прижимая меня к себе, – это я как-нибудь переживу. А вот что придётся пережить тебе. Я публичный человек, и тебя эта публичность тоже ждёт.

– Что это значит?

– Ты будешь посещать все премьеры, все презентации, все рекламные кампании. Тебе придется отрастить толстую шкуру, Лиз. Ты всегда будешь под прицелом камер и фотоаппаратов, тебя будут преследовать журналисты, тебя будут ненавидеть мои любимые фанатки. Я буду вынужден приставить к тебе охрану, и они будут сопровождать тебя везде, куда бы ты ни отправилась. Тебя ждут различные интервью, благотворительные мероприятия, светские вечеринки, приемы у высокопоставленных особ и ещё масса всего. Я не говорю, что это будет происходить постоянно, и ты целыми днями будешь крутиться как заведённая, разрываясь между всем этим, но всё же довольно часто. Это не так весело, как кажется на первый взгляд. Это работа и она утомляет.

– Ты тоже будешь всё это делать?

– Конечно. Я говорю о том, что тебе нужно везде со мной бывать.

– То есть куда ты, туда и я?

– Да. Ты не обязана всё это делать, но мне бы очень этого хотелось, это важная часть моей жизни и я хочу разделять её с тобой.