– Браво, – наконец произнесла Люси, – прекрасное вступление. Я за гармонизацию мира. Садитесь. Что там у вас, свежий хлеб? Доставайте, прошу. У меня от запаха уже голова кружится.

Взметнувшаяся бровь выдала его приятное удивление от такой смены настроения. Глаза засветились. Он сделал шаг вперед и, не оборачиваясь, задвинул рукой дверь за своей спиной. Пока он разматывал шарф, повязанный на французский манер, снимал куртку и ломал хлеб, Люси, без всякого стеснения, разглядывала его. Из-под черного короткого свитера небрежно выглядывал край белой футболки, брюки цвета хаки плотно облегали подтянутую фигуру, на ногах были надеты какие-то немыслимые модные высокие ботинки, похожие на боты оттенка бутылочного стекла. Недельная небритость не выглядела запущенной, а имела красивую форму. Легкая седина сглаживала линию скул и подбородка. Большие, четко очерченные, волевые губы напоминали форму лука. На правом запястье красовались крупные спортивные часы. Она обратила внимание на циферблат: 00:00. Он достал из сумки сверток и развернул бумагу, в которой оказалась крупная розовая соль.

– Гималайская, – одобрительно отметила Люси. Алекс посыпал солью хлеб и наконец протянул ей.

– Вы так внимательно меня рассматривали… нашли что-нибудь интересное? Если скажите как вас зовут, это придаст мне немного уверенности, – произнес он, располагаясь напротив Люси.

– Вы кто вообще? – Люси удивилась своей бесцеремонности.

– Вообще, я коллекционер. Винтажной одежды.

– Как интересно. И где же ваш багаж, Коллекционер? Где эти сокровища, добытые под покровом ночи в спящей мирно деревне?

Он никак не отреагировал на колкость и не отвел глаз, внимательно присматриваясь к ней. Спустя некоторое время Алекс неожиданно произнес:

– Мой папа очень любил маму. Я всегда с любопытством и восхищением наблюдал за их отношениями. Когда она была недовольна и начинала ругаться, он молча ставил ее в ближайший угол и нежно так прикрывал рот своей рукой.

Он слегка развернул свою ладонь в сторону лица Люси, но не приблизил к нему.

– Когда она наконец заканчивала браниться, он целовал ее и брал руки в свои… С тобой я буду поступать так же.

От такого внезапного перехода к жизненным совместным перспективам Люси поперхнулась, на ее глазах выступили слезы. Наконец откашлявшись, она уставилась на Алекса с вытаращенными глазами:

– Алекс, что за фантазии?! Я не улавливаю направление вашей мысли! Но, если я правильно поняла, вы хотите сказать, что очень любили своих родителей, а они любили друг друга.

Он поднялся:

– Я пойду курить. А когда вернусь, надеюсь, ты скажешь мне свое имя, – в дверях он задержался, – ты красиво держишь и ломаешь хлеб.

Люси посмотрела на свои руки:

– Правда? – переспросила она. – А Ева Гарден исключительным образом умела держать в руках бокал с вином. Здорово бы было нам встретиться на одной вечеринке: она – с бокалом, я – с хлебом. На радость фотографам. Но… увы. Только вы мои навыки можете оценить.

– Ну, у тебя еще будет много фотографов. Они будут охотиться за твоими руками, чтобы сделать фото украшений с редкими камнями от лучших ювелирных домов… А сейчас успокойся, ешь хлеб и думай о том, что я сказал. Только не нервничай, пожалуйста. А, еще вот что. Мама каждое утро приносила папе в постель отличный кофе. И только потом он вставал, принимал душ, брился и… отправлялся на работу.

И Алекс вышел, оставив дверь открытой.

Пока его не было, Люси чувствовала легкое возбуждение и хотела, чтобы он поскорее вернулся. «За это время можно уже выкурить полпачки сигарет…» – думала она, посматривая на часы.