– Кто осмелился так изранить тебя?

Он увидел на ладошках мальчика кровавые следы от двух гвоздей, и на ступнях мальчика тоже были следы гвоздей.

– Кто посмел изранить тебя? – снова возопил Великан, – Скажи мне, кто, и мой меч мгновенно истребит злодея!

– Никогда! – ответило дитя, – Это всего лишь раны Любви!

– Кто же ты? – вопросил Великан, – и священный трепет объял его. И он пал перед младенцем на колени.

А дитя улыбнулось Великану, и сказало:

– Как-то раз ты дозволил мне играть в твоём саду, и сейчас ты пойдёшь вместе со мной в мой сад, имя которому – Рай!

И когда назавтра в полдень в сад прибежали дети, чтобы поиграть и повеселиться там, они увидели мёртвого Великана. Он лежал под деревом, широко раскинув руки, сплошь усыпанный холодными белыми цветами.

Как-то утром старая Водяная Крыса проснулась и высунула нос из своей норы. Глазки у неё были как маленькие блестящие чёрные бусинки, усики серые и толстые, а хвост был как длиннющий чёрный резиновый шнур. Крошечные утята плавали посреди пруда, жёлтые, как канарейки, а их мать, белая, как лунь, с красными-красными лапами, истошно старалась научить птенцов стоять в воде кверху ногами.

– Вам никогда не попасть в высший свет, если не научитесь стоять вниз головой! – крякала она, не уставая показывать им, как это делать.

Но маленькие утятки не обращали на неё ни малейшего внимания. Они были слишком юны, чтобы понять, как важно стараться преуспеть в обществе.

– Какие непокорные детишки! – взвизгнула Водяная Крыса, – Они достойны быть утопленными!

– Ничуть! – отреагировала Утка, – Все когда-то начинают, и родителям стоит быть более терпимыми к своим детям!

– Ах! Я не хочу ничего знать ни о каких родительских чувствах! – проскрипела Водяная Крыса, – Я не домашний человек! В самом деле, я никогда не была замужем, и это мне совсем по барабану! Любовь, может быть, и неплохая штука, но дружба уж куда круче! Не будем спорить, я думаю, в мире нет ничего более потрясающего и более возвышенного обычной верной человеческой дружбы!

– И что, по вашему мнению, должен делать верный друг? – спросила Зелёная Коноплянка, уютно усевшаяся на ивовом пруте. Она недаром подслушивала чужой разговор.

– Да, что, я тоже хочу знать! – загорячилась Утка и рванула в дальний конец пруда, где ловко перевернулась вниз головой, показывая отеческий пример акробатики своим детям.

– Какой дурацкий вопрос! – заверещала Водяная Крыса, – Просто мой верный друг должен быть верен мне, а я уж, так и быть, буду верна ему!

– А чем вы заплатите ему за верность? – спросила любопытная пташка, покачиваясь на ивовом пруте и нетерпеливо трепеща крылышками.

– Что-то я вас совсем не понимаю! – пробурчала Водяная Крыса, разводя руками.

– Позвольте мне рассказать вам на эту тему одну историю! – чирикнула Коноплянка.

– Не обо мне ль? – иронично уточнила Водяная Крыса, – Если так, я – вся внимание! Я просто влюблена в изящную словесность! Без неё мне просто кирдык!

– Она подойдёт и вам! – дипломатично ответила Коноплянка, удивляясь непроходимой тупости водоплавающих.

Она вспорхнула с ивового прута и уселась на берегу, после чего принялась за обещанный рассказ о Преданном Друге.

– Давным-давно. где-то в наших краях жил да был очень честный маленький паренёк по имени Ганс…

– И он чем-то выделялся среди прочих? – полюбопытствовала Водяная Крыса, – Тут столько пареньков бродит, и все они ничем не отличаются друг от друга! Кто только тут не шляется!

– Ничем! – ответила Коноплянка, заморгав маленькими чёрными глазками, – Я не думаю, что он чем-то выделялся среди прочих, кроме как своим смешным, круглым, вечно улыбающимся личиком. Он жил одиноко в своей бедной лачужке и целыми днями копался в грядках у себя в саду. Во всей стране нельзя было отыскать сада прелестней его. Сладкий Вильямс, Левкои и Турецкая Гвоздика пышно росли здесь вместе с Французской Огнеголовкой. Здесь росли Розы, Жёлтые, Лиловые, и Золотые, Пурпурные и Белые Фиалки. Колумбины, Майоран и Дикий Базилик, Ирисы, Флава-дэ-Люс, Нарциссы и Гвоздика распускались и цвели здесь своим чередом каждый в своё время. Месяц проходил за месяцем, и один распустившийся цветок сменялся другим, и таким образом сад всегда был полон распускающихся прекрасных цветов, которые очаровывали взор и радовали обоняние чудесными хмельными ароматами.