– Вы не переживайте, Петр Осипович, – сочувственно сказал Колбовский, выслушав все жалобы приятеля. – Оно образуется. У меня есть тут небольшая идея…

Кутилин с надеждой посмотрел на него. Урядник знал о тайной слабости Феликса Ивановича, об его незаметной для окружающих тоске и мучительной жажде справедливости, которая и толкала его с головой в подобные дела.

Десять лет назад он был тем самым урядником, который в какой-то момент поверил безумным россказням тщедушного почтового служащего о трагедии, случившейся с купцом Ружниковым и его дочерью Марией. Именно Кутилин, не отличавшийся особой наблюдательностью сам, но дотошный и чующий ложь, настоял тогда на расследовании. Об окончании того дела в московской полиции вспоминать не любили, как не любят вспоминать о пожарах и эпидемиях, регулярно случающихся в бедных скученных кварталах. Есть вещи, которые благополучный обыватель хоть и замечает, но столь же быстро вытесняет за околицу памяти, ибо тогда вкус утки с черносливом, поданной на обед, будет уже не такой сладкий, а вечер в уютном семейном кругу перестанет создавать чувство безопасности. И Кутилин тоже не любил думать о деле Ружникова, потому что столь неприятных историй в его жизни, несмотря на многолетнюю службу, было немного. Но с тех пор он проникся уважением и доверием к способностям почтальона. Говорить об этом меж ними было не принято, но по молчаливому уговору Феликс Янович регулярно захаживал в гости к Петру Осиповичу и слушал его рассказы о служебных делах. На одной из таких первых встреч Колбовский с его врожденной деликатностью осведомился, не нарушает ли господин Кутилин служебную тайну, посвящая его в подробности расследований? На что Кутилин с грубоватой прямотой ответил, что нарушение служебной тайны ради пользы дела грехом не считается. «Начальство не узнает, а Господь поймет!» – сказал Кутилин, перекрестившись в сторону церковных куполов, видневшихся в окно его гостиной.

На отпевании Петра Васильевича Гривова в храме Успения Пресвятой Богородицы народу собралось немного. Феликс Янович, войдя, осенил себя крестным знамением и встал в стороне от гроба, чтобы рассмотреть всех собравшихся.

Храм был небольшой, но с богатым оправленным в золото иконостасом – даром местных купцов. Строгий ясноглазый лик Спасителя смотрел с купола с некоторой укоризной – словно видел, как мало истинной веры осталось в том, кто сейчас поднял очи к небу. Феликс Янович вздохнул – источник веры с годами в нем действительно иссяк. Точнее будет сказать – веры в божественную помощь. А вот в могущество науки и твердого разума с годами Колбовский верил все больше.

Службу вел отец Вадим – молодой, с каштановой бородой без единого седого волоса и с такими же ясными, как у Спасителя, глазами. Слушая его гулкий приятный бас, Феликс Янович рассматривал присутствующих. Варвара Власовна стояла у гроба с прямой спиной и гордо поднятой головой. Только бескровные, вытянутые в ниточку губы говорили об ее переживаниях. Колбовский отметил, что одета она была очень элегантно – траурное платье и черный кружевной чепец придавали ей скорбное очарование, которым наверняка прельстился бы какой-нибудь немолодой романтик.

Бок о бок с мачехой стоял сын Федор – рослый двадцатипятилетний детина, опора и надежда отца. Федора Колбовский знал меньше, чем кого-либо в этой семье, поскольку почти не пересекался с ним по делу. Всей деловой корреспонденцией ведал сам Петр Васильевич. В переписке Федор ни с кем не состоял и газет не читал. Может, именно поэтому он вызывал у Колбовского наибольшее подозрение. Начальник почты тут же одернул себя – не пристало составлять мнение о человеке лишь по его привычкам. Но тут же сам себе возразил – а почему же и нет? Особенно, если привычки касаются сношений с внешним миром. Вот, к примеру, Варвара Власовна – крайне пунктуальная и собранная особа, которая очень щепетильно относится к родственным связям. Хотя ни с кем из родни ее не связывали особо теплые чувства, она скрупулезно отправляла поздравительные открытки ко всем праздникам многочисленным братьям, сестрам и племянникам. Про отсутствие душевной привязанности Феликс Янович сделал вывод давно – многие из родственников Варвары Власовны жили в соседних городах, однако же никто ни разу не приезжал к ней в гости.