Я не выдерживаю и громко хохочу:

– У тебя просто чудесно!

И это правда. Дом Поппи вдохновляет, пьянит и одновременно манит, как зарисовка из какого-нибудь фантастического романа, где героиня может быть эксцентричной и молодой в душе чудачкой… или полной психопаткой…

Тетя нарушает ход моих мыслей:

– Совсем рехнулась.

– Что?

Она встает на ноги:

– Ты ведь так обо мне сейчас подумала?

– Нет, что ты! – Я нервно хихикаю. – Просто…

Поппи смеется и устраивается в плетеном кресле с подушками разных цветов и размеров.

– Все нормально, Эмили. Знаешь, я обожаю сумасшедших. Тех, кто с головой бросается исследовать неизведанное, кто умеет заразительно хохотать и помешан на творчестве. Тех, кто всегда поддержит в беде, не боится поражений и любит неожиданности. И я подозреваю, что ты как раз из таких.

Я в ответ мычу, словно дурочка, а сама надеюсь, что это мычание будет воспринято как согласие.

Тем временем Поппи устанавливает смартфон на столе и на этот раз направляет его прямо на себя, так что у меня впервые появляется возможность хорошенько ее разглядеть. Она худая, у нее чудесная оливковая кожа и слегка подкрашенные розовой помадой полные губы. На тете белый льняной сарафан с поясом цвета фуксии и массивные оранжевые бусы.

– За Эмилию! – Поппи поднимает бокал, и на ее тонком запястье звякает целая дюжина разноцветных браслетов.

Я в сотнях милях от Девона сижу на скамейке в парке и поднимаю в ответ воображаемый бокал.

– Ведь мы обе из клана младших дочерей, – заключает Поппи.

Я давлюсь воображаемым мартини. В памяти всплывает история Филомены, Козимо и бедняжки Марии.

– За нас, хотя лично я и не верю в это проклятие.

– Надеюсь, что нет. – Тетя качает головой. – Всю жизнь меня просто трясет от несправедливости этой семейной легенды.

– И меня тоже. Бедная девушка подверглась сексуальному насилию, а в результате на нее же еще и навесили страшное проклятие. Черт знает что такое!

– Да уж, стыдоба. Филомена и Мария должны были выступить единым фронтом: крепко взяться за руки и надавать этому похотливому козлу Козимо по яйцам.

Я хохочу во весь голос:

– Аминь!

Меня не покидает ощущение душевного родства с моей «сестрой» из клана младших дочерей. И плевать на разницу в возрасте! Тетя поджимает под себя ноги, и я вижу ее смуглые ступни с оранжевым педикюром.

– Эмилия, я хочу узнать о тебе как можно больше. Расскажи мне о своей жизни.

Я поудобнее устраиваюсь на скамейке и начинаю старательно описывать Дарию и Мэтта, моего кота, мою работу и моих племянниц. Даже про свою маленькую квартирку подробно рассказываю. Получается просто замечательно.

– Вот примерно так. Моя жизнь не такая уж интересная.

– Это не важно, – пожимает плечами тетя, – скоро все изменится. Ты накануне путешествия в Италию! «Все включено»!

«Все включено»? Тетя вроде как учительница на пенсии. Кажется, преподавала историю искусств. Как, интересно, она может позволить себе путешествие в Европу? И такой прекрасный дом, да еще в придачу лошадь и наемного работника? Она что, всю жизнь на эту поездку откладывала?

Я перемещаюсь со скамейки на беговую дорожку с искусственным покрытием.

– Это невероятно щедрое предложение, – говорю я на ходу, – но я никак не могу бросить работу. Так что извини.

– О да! Приготовление канноли – на редкость увлекательное занятие. Не сравнить с каким-то там путешествием по Италии, – саркастически замечает Поппи. – Эмилия, ты молодая женщина. Если тебя не вдохновляет перспектива отправиться посмотреть мир, то дело плохо: можешь прямо сейчас прыгнуть в ящик и сложить ручки.

«Ящик», я так понимаю, – это гроб. Для Поппи такая жизнь, как у меня, равносильна смерти.