— Ну ты сравнила, — отшучивался Марк. — То Нефертити, а то — кошки…
— Они были там счастливы! — передразнила мама. — Что может быть глупее!
— Мам, — встал Марк.
9. 9
— Всё, всё, молчу, — подняла она руки. — Я в ваши отношения никогда не вмешивалась. Что бы между вами ни произошло, развелись вы сами, без моей помощи. Да, меня раздражала твоя жена, врать не буду. Её домострой мне чужд. Пюре, бульоны, бигуди, халаты, овощные заготовки, — она брезгливо передёрнулась. Марк хотел вставить, что Аня никогда не носила халаты, но благоразумно промолчал. — Это был твой выбор. Каким бы он ни был, я его уважала. Не понимала, но уважала, — развернулась она к стоящему посреди гостиной Марку. — И решение жениться, и решение развестись, ты принимал сам. Но покупать квартиры, — она покачала головой, увенчанной тюрбаном, как царица Египта. Немного уставшая и бледнее обычного, но всё же царица. — Это выше моего понимания.
Ну выше и выше. Он сказал как есть, раз она этого не понимает — ну, значит, не понимает.
— А что, кстати, между вами произошло? — спросила мама.
Марк вздохнул.
— Она тебе изменила?
— Ну, почему сразу изменила? — взмахнул руками.
— Ты ей изменил? — не дрогнула мама.
— Да никто никому не изменял, мам! Наверное, если бы она изменила, мне было бы даже легче. Или я ей. Тогда я бы знал, что делать. Но я всё время пытаюсь понять, почему, когда, что пошло не так. И не могу. Наверное, она меня просто разлюбила. Так бывает, — он тяжело рухнул обратно на диван.
— И что бы ты делал, если бы ей изменил? — с азартом натуралиста, препарирующего лягушку, расспрашивала его мама. Бесстрастно и во имя науки.
— Вымаливал бы прощение. Что ещё я мог сделать? — пожал плечами Марк. — Вымаливал и надеялся, что она меня простит.
Мама приподняла бровь, словно такое поведение было ей совершенно непонятно, или, по крайней мере, чуждо. Раньше Марк думал, бездушие — её профессиональная черта, но сейчас всё чаще склонялся к мысли, что это присущие ей хладнокровие, даже чёрствость и душевная глухота сделали из неё хорошего врача: гинеколога, репродуктолога, акушера, эндокринолога.
— Думаешь, она бы тебя простила?
— Если бы любила, думаю, простила бы.
— А ты её? Если бы тебе изменила она?
— Мама! — мотнул головой Марк. До чего же она любила расковыривать болячки. — Она мне не изменяла. Просто разлюбила.
— Тогда тебе точно нужно соглашаться на эту стажировку, — как Марк и предполагал, свернула на нужную ей тему мама. — Она тебя разлюбила, вы развелись — цепляться не за что. Надо двигаться вперёд.
Говорить маме: «я её не разлюбил» было бессмысленно.
Одной любви для двоих недостаточно, ответит она. Нет, не так. «Одной, сука, любви на двоих недостаточно». И они снова пойдут по замкнутому кругу.
— Я подумаю, мам — выдохнул Марк.
Да, стажировка — прекрасная возможность выйти на более высокий профессиональный уровень, наладить отношения с зарубежными партнёрами, получить опыт жизни и работы в другой стране, да просто сменить обстановку. Но Марк пока не чувствовал в себе сил двигаться дальше.
И хуже всего — куда с большим рвением цеплялся за прошлое, чем за настоящее, и тем более думал про будущее.
10. 10
Марк вернулся к себе поздно вечером.
Посреди комнаты так и стояли неразобранные коробки. В ванне лежал ворох грязных вещей (Марк мимоходом подумал, что у него скоро не останется чистых рубашек), а постельное бельё, что он привёз, до сих пор пахло её духами. Или это просто порошок?
Неважно. Марк не хотел, чтобы этот запах исчезал.
Он купил чёртову квартиру не потому, что хозяин до сих пор был ему должен за ремонт, хотя с рациональной точки зрения это было выгодно. Он купил её потому, что здесь они с Аней были счастливы, — он не солгал маме ни единой буквой.