Роберт покачал головой. В тот момент ему стало не по себе.

– Что оставалось делать отцу Джозефу? Ничего. С тех пор он стал потихоньку умирать. Он перестал что-либо делать и без конца просиживал в этой комнате, все время читая молитвы. Днем и ночью. Однажды, уже перед самой смертью, он сказал мне:

«Знаешь, Ник, мне страшно. Мне страшно умирать. Я предал себя, предал Бога. Что я „там“ ЕМУ скажу?»

Пауза повисла в комнате. Сейчас Роберту стало страшно. Он вспомнил милое личико Джейн Саммерс, которая так приветливо ему улыбалась всего несколько часов назад. Что было за этой улыбкой? Какое дело она сфабриковала уже на него?

Диакон Ник, вытерев последние слезы, кряхтя встал с кровати и подошел к Роберту. Он положил ему руку на плечо.

– Роберт, не вступай с ней войну. Она страшный человек. Она зло. Но ты молодец. Порадовал старика. Ты слишком молод. Я не хочу хоронить еще одного священника.

Повернувшись, он медленно пошел к двери. Он обернулся на священника и тихо сказал:

– Ты молодец. Отец Джозеф гордился бы тобой. Ты молодец.

Хотел ли Роберт нажить себе врага в лице Джейн Саммерс? Нет. Тогда зачем он прочитал эту проповедь, взбудоражившую тихий городок? Роберт столько раз искал ответ на это вопрос, но так и не мог найти.

«Может, я просто хотел показаться, а не быть? Но не быть кем?»

Старенький пикап марки Ford скользил по загородной дороге. Роберт сидел за рулем. Ехать было по меньшей мере минут сорок. Лоб горел, отдавая сильной болью по всему телу. Больше всего доставалось органам, находившимся рядом с эпицентром боли. Глаза реагировали на каждый яркий свет, нос был заложен, а в ушах стоял постоянный звон.

«Не лучшая идея садиться в таком состоянии за руль», – подумал Роберт.

На часах было 00:15. На дороге лишь изредка попадались машины. Натянув капюшон сильнее на глаза, водитель приоткрыл окно, давая прохладному ночному воздуху обдувать лицо. Пикап был в столь плачевном состоянии, что даже при закрытом окне на водителя дул непонятно откуда просачивающийся воздух.

«Наверное, зимой, это то еще удовольствие ездить на этой «развалине».

Роберт наклонил голову к окну, стал размышлять о том, чем еще можно унять эту боль. В куртке толстовки лежали выписанные доктором таблетки, которые помогали только первое время, а сейчас от них было столько же пользы, сколько от леденцов.

«Мог бы выписать что-то посерьезнее. Жалкий трус».

Роберт больше не пошел к врачу. «Костные образования» продолжали набухать. Боль не уходила. Два дня он не покидал свою комнату, сославшись на состояние здоровья, так что этим утром воскресную проповедь пришлось прочитать Нику. Диакон сильно переживал за священника и старался всеми силами ему помочь. Приносил ему еду, воду, а также лед, который Роберт прикладывал на лоб, чтобы хоть как-то облегчить боль. Но все же это слабо помогало. Когда диакон больше не мог смотреть на больное лицо Роберта, он ему предложил съездить в поселение «грачей», где, по его словам, он смог бы купить себе сильные обезболивающие, которые ему продадут без рецепта. Откуда такая информация была у старика, Роберт не стал разбираться. Он лишь переоделся и, взяв ключи от пикапа, отправился в путь.

В джинсах, кроссовках и старой потертой толстовке Роберт чувствовал себя комфортно. Ему было приятно хоть какое-то время походить в обычной человеческой одежде. Он словно оказался тем 9-летним мальчишкой, который не знает, что ему делать.

Дорога представляла собой небольшие прямые участки, за которыми следовали все новые и новые повороты. Разогнаться больше 50 километров было невозможно. Но Роберт никуда и не спешил. Ему нравилось огибать эти гигантские, дышащие прохладой леса. В темноте они выглядели чертовски пугающими. Почему-то именно сейчас Роберту захотелось оказаться там, в кромешной тьме, вдали от всего: от людей, от проблем, от боли, от Бога. Смотря, как дорога уходит в поворот, сбрасывая скорость и поворачивая руль, он думал о том, какая сейчас тишина и прохлада стоит в лесу. Как едва слышно шуршат огромные ели от легких порывов осеннего ветра. Роберт представил, как он лежит на холодной траве и сквозь огромные кроны деревьев смотрит на звезды. Корни деревьев обвивают его руки и ноги. С едва слышимым треском они утянут его под землю. Туда, где лишь одна тишина, где нет место для боли.