– Сколько раз я тебе говорила, чтобы была на виду.
Лиза поежилась.
– Сходи в магазин, сегодня папа приедет, а у нас шаром покати. – Мама смягчилась. – Пойдем.
Дочка взглянула удостовериться, что та уже не сердится. Семья жила в деревне второй месяц. В конце единственной асфальтированной улицы, на пригорке, стоял кирпичный магазин. Ярослава отпускала дочку одну купить что-то легкое, за внушительными покупками они ходили вместе. Машин в деревне почти не было, идти можно, не переходя дорогу, дочка уже большая, третий класс закончила. В избе мама оглядела девочку придирчивым взглядом, дала денег, сумку. Лиза завернула монеты в бумажку и вышла на улицу.
– Только никаких конфет и шоколада, папа привезет.
– Хорошо, мамочка, – донеслось уже из-за двери.
Три месяца назад Ярослава потеряла ребенка во время родов, целыми днями она плакала, ничего не ела, лежала на кровати, уткнувшись в стену, не обращала внимания ни на дочь, ни на мужа. В квартире царила тоскливая атмосфера – для смены обстановки Павел отвез семью в деревню на школьные каникулы, там остался бабушкин дом. В городе Лиза еще могла яичницу сготовить, а к печке совсем боялась притронуться – женщине приходилось все делать самой: за водой на колодец ходить, топить печку, готовить. Понемногу она оживала, возвращалась прежняя мама, только не сегодня. Девочка заметила опущенные уголки губ – смотреть невыносимо, как мама снова застыла у печи, уставившись в невидимую точку, поэтому и спряталась в огороде.
Однажды Лиза видела, как мама курила, побежала, спотыкаясь, путаясь в сныти. Ярослава затушила окурок носком босоножки, девочка присела на корточки, мама, прячась, прошла мимо с отсутствующим взглядом.
Лиза шла вдоль забора и смотрела по сторонам. Вон баба Матрена полет грядки, согнувшись пополам, уперевшись локтем в колено; не разгибаясь, она сделала шаг, еще один. Девочка остановилась и попробовала повторить движения соседки, опустила голову – в ушах зашумело, острый локоть врезался в бедро. Лиза выпрямилась, а баба Матрена в широкой серой юбке полола, не разгибаясь. На задворках раздался велосипедный звонок, девочка вздрогнула и отскочила в сторону.
– Не боись, не зашибу! – крикнул мужчина, пыхтя папиросой.
Лиза проводила его взглядом.
В магазине пахло всем сразу: мукой, печеньем, хлебом, конфетами, упаковочной бумагой – не как в супермаркете. Тетя Люба, высокая женщина с подведенными синим веками и ярко-красными губами ловко раскладывала кульки на прилавок, продукты ей подавала кассирша в цветастом платке. Положит пакет, нажмет пальцем с облупившимся лаком на ногте кнопки засаленного калькулятора и снова протянет кусок сыра, сосиски, кефир.
– Любаша, еще два кило песку и шоколадку для Пети, только свежую, не как в прошлый раз.
– Что привозят, то и продаю, я продукт не пробую, так берете или нет? – огрызнулась продавщица покупательнице.
– Беру, пожалуй, сколько за все? – Женщина достала из кармана кошелек.
– Четыреста двадцать рублей, пятьдесят копеек. – Тетя Люба сдула прядь волос.
– Что-то больно дорого.
– Цены перед вами, считайте сами. – Продавщица недовольно сложила руки на груди.
– Никитична, что ты, в самом деле, я уж полчаса тебя жду. До вечера, что ли, прикажешь стоять в очереди? Вон сколько народу собралось, бери чек, дома сосчитаешь. Если не согласная, тогда придешь, – сказала сухонькая бойкая женщина позади.
– Верно, – отозвался мужчина с папиросой, он ее так и не выпускал изо рта.
Лиза оглянулась, позади никого не было. Никитична вздохнула, сложила продукты в авоську и пошла на выход, тряся головой. Когда мужчина распихивал бутылки водки по карманам, Лиза подошла к прилавку и на что-то наступила: кошелек. На полу лежал потертый пухлый кошелек. Мужчина попросил еще пачку «Беломора», и Люба отвернулась к полкам, тут девочка и схватила кошелек. Сердце стучало часто и гулко. Явно Никитична положила его мимо кармана, но она уже ушла, и никто не обратил внимания на Лизу.