Джексону не нравится прямой намек на его скверный характер и привычку работать сутками, и, что меня шокирует, он оставляет слова без комментариев и нажимает на магнитолу, в которую вставлена флеш-карта Питера. Начинает играть песня «Moon River» Barbra Streisand. И автоматически мы вчетвером оглашаем первые ноты песни:

– Moon river, wider than a mile…1 – После короткой паузы, продолжаем также: – I'm crossing you in style someday…2

Смехом заполняется всё пространство машины.

Из всех голосов лишь голос Джексона, богатый обертонами, бархатистыми, вибрирующими звучаниями, которые обладают непреодолимой силой внушения, пленительно с плавностью и четкостью звуков раздается, западая глубоко в грудь, и мелкой дрожью касается кожи.

– О-о-о, – с иронией выдает Джексон, – какая старина на твоей флешке! Тысяча девятьсот шестьдесят первый год.

– И что? – фыркает он. – Я парень консервативных взглядов. И мне нравится всё старое.

– Как и я, – подхватываю я мысль брата. С подросткового возраста тяга к старинному, веющему дыханием чего-то древнего, диковинного, антикварного, будь то это одежда, литература, музыка, искусство стала заметно увеличиваться и во мне.

– Ну и старики, а мы с Ритчелл идём вслед за временем, а не остаёмся в прошлом, – оживленно молвит Джексон и с видом историка изрекает в форме короткой лекции: – Песня была написана для фильма «Завтрак у Тиффани». Романтическая комедия, где в главной женской роли Одри Хепберн. Столько о нём слышал положительной критики, но ни разу не смотрел. – Питер и Ритчелл кивают словам Джексона, что не видели экранизацию.

– А давайте его посмотрим, как приедем? – в припадке радостного безумия окликается Ритчелл, пылающая душа которой во всем, что с ней ни происходит, видит только одно: любовь, странствуя вслед за нотами, на совершенно другой планете и не имея контроля над своими словами.

– Да вы что! – я настолько удивляюсь, что чуть пододвигаюсь вперед и громче с энтузиазмом договариваю: – А я смотрела тысячу раз! И помню-помню, что… – звонко начинаю, крепко держа при себе знания истории моды, что меня разрывает на части этим поделиться, и я немного заикаюсь, говоря слишком-слишком быстро: – …что з-знаменитое маленькое черное платье, в котором удосужилось играть главной героине, было создано самим Юбером де Живанши, – поднимаю голос, – французским модельером, основателем модного дома «Givenchy». Вы что! Вы что! Не знали?!

Питер и Джексон единовременно поворачивают на меня головы, полные изумления.

Питер, тронувшись с места, невольно подмечает:

– Я поражен, детка!

– Да-да, Питер, моя детка, – выделяет другой двусмысленным голосом, – полна сведениями о моде гораздо больше тебя?! – Джексон посылает в его сторону сумрачную мину с окраской легкого раздражения. Питер усмехается, оставляя без ответа колкую фразу с особыми интонациями, и круто заворачивает направо.

Узрев эту нить неприязни, не до последней капли испарившуюся между братьями, и почувствовав неловкость от «детки», которую не оценила и Ритчелл, сделав неслышный недовольный выдох и бросив взгляд в окно, я бросаю, на ходу придумав:

– А что, если мы организуем романтический вечер, посмотрим фильм, включим романсы прошлых столетий, устроим танцы?

Ритчелл моментально подхватывает идею:

– И при свечах!

Питер с Джексоном переглядываются друг с другом, уже улыбаясь, чуть странной, но легкой, непринужденной, понимающей улыбкой.

Вслушиваясь в слова песни, я устремляю взор в прошлые глубины времени.

Лунного света целый километр

Переплыву тебя однажды.

Мечтам разбитым бальзам разлитый

Плеск твоих вод может всё исцелить.