В этот момент я услышала визг тормозов. Меня сначала бросило на мальчика, а потом его в мои объятия, и мы вместе упали на пол. От следующего толчка нас занесло под сиденья за водителем, за нами полетели какие-то вещи, сумка с колесиками тёти Лиды, но в этот момент я почувствовала резкую боль в голове. И оказалась в полной темноте.

Бабушка ушла быстро – за неделю. Всю неделю мы с ней разговаривали. Вернее, бабуля мне рассказывала о травах, деревьях, ветрах, погоде. Передала мне свой рабочий архив и попросила не выбрасывать, а сохранить, потому что если мне не понадобится, то внучке точно пригодится. Среди архива была стопка старых то ли тетрадей, то ли книг разной степени истертости, перевязанных одной бечевкой – бабушка назвала их родовыми книгами женщин нашего рода и посоветовала мне тоже завести тетрадь и записывать туда всё необычное, что со мной произошло.

С каждым днем бабушка как-то бледнела и истончалась. Она почти перестала есть, соглашалась выпить чаю, продолжая рассказывать мне за столом о каких-то растениях и времени их сбора. Я мерила ей давление – давление было пониженным, но в пределах нормы. Я заставляла ее есть, но после нескольких кусочков, она говорила, что наелась.

Примерно на второй день я уже была не в состоянии воспринимать то, что бабушка говорит. Поэтому с радостью сбегала от нее в центр занятости и на собеседования, но каждый раз, возвращаясь домой, снова попадала в кокон бабушкиных рассказов. В какой-то момент поняла, что слушаю её как внешний звук, не вникая в смысл.

– Бабуля, я практически не воспринимаю то, что ты мне говоришь, – призналась ей с раздражением.

– Это не страшно, когда понадобится – вспомнишь. Главное, что ты это слышишь.

– Бабуль, а мама вела дневник? – спросила я, стараясь уйти от этого бесконечного монолога.

– Нет, увы! Не успела. Это беда всех истинных пар. Твой отец погиб неожиданно, сердце твоей матери перестало биться через несколько дней.

– Подожди, как через несколько дней? Папа же умер, когда я была совсем маленькой?

– Это для нашего мира он умер, когда ты была маленькой. Он больше не мог приходить сюда, пришлось сказать тебе, что папа умер. – Бабушка смотрела на меня разумным не затуманенным взглядом. – Памятник я им потом общий сделала, чтобы тебе было куда приходить и вспоминать их, – и без переходов: – Меня сожги и рядом с дочерью похорони, чтобы тебе удобней было нас всех навещать.

И снова рассказы о погоде и природе.

Через неделю рассказов бабушка сосредоточила на мне свой взгляд и сказала:

– Я умру, ты поезжай…

Поскольку она говорила медленно, я успела ввернуть:

– На Енисей!

Бабушке шутка не понравилась, она нахмурилась:

– В Финляндию. Твоя драконья судьба там. Надеюсь, тебе удастся разобраться со своей жизнью. Женщины в нашем роду всегда с этим справлялись, – немного помедлив, добавила: – Ничего не бойся, мы всегда с тобой.

И снова о погоде и времени сбора трав. И так же монотонно, практически в одном предложении со временем сбора полыни:

– Прости меня, деточка, непосильное дело я затеяла и не справилась. Хотя сейчас я думаю, что мы не властны понимать, в чем судьба наших близких и не должны в это вмешиваться. Я вмешалась. Поэтому ты страдаешь. Наверное, нужно было тебе ехать сразу в Финляндию после школы, встретила бы там свою судьбу, стали бы истинной парой. Им многое дано, и они точно счастливы… Почему я решила, что умнее Богини?

Бабуля умолкла, как мне показалось, не закончив мысль. Как я ни пыталась ее разговорить, она уже ничего не отвечала.

Этой ночью бабуля ушла. Именно ушла, поскольку то, что от неё осталось, моё сознание как бабушку отказалось воспринимать. Когда я утром вошла в её комнату, то обнаружила на кровати большую фарфоровую куклу с улыбкой и открытыми голубыми глазами. Умиротворение застыло на её лице, казалось, что в последний миг она испытала счастье. В комнате было неожиданно холодно, а на окнах лежал толстый слой инея.