– Аг… Тимин. Меня зовут Тимин.

– Мне начхать, как тебя зовут, я спросил, кто ты такая? Что ты там плела капитану про княжну?

– Врала, – соврала я. – А ты слышал?

– Ага, и видел, – напомнил наглец. – А еще смотрю и понимаю, что ты ни разу ни с кем не была.

И провез кончиком языка по губам. Меня бросило в жар, а я бросилась вспоминать Валлейна и его восхитительные поцелуи. В профилактических целях. Ну и так, приятно же. И вот когда я мысленно в очередной раз потянулась к губам его высочества…

– …не надо заливать, что ты там работаешь, – донесся до меня словно сквозь сон голос желтоглазого, а в руки ткнулась картонка. – Но вот тебе руководство к действию. Предпоследний пункт. Танец невесты. Должен же я компенсировать себе планы, пошедшие шшису под хвост.

– Я уже сделала тебе сюрприз.

– Не припомню, – хищно оскалился паразит.

– Ты меня облизал. Ты был первым, кто сделал со мной такое. Можешь радоваться.

– Я могу вообще быть первым, порадуюсь еще сильнее, а?

– До свадьбы нельзя, – мстительно прошипела я.

Стоп… Какого шшиса я к нему так близко? И… Планы? Желтоглазый о просто развлечься в борделе? Или это как-то связано с тем, что он за принцем в щелку подглядывал и продолжал наблюдать, когда я к Валлейну подсела, и даже после, когда мы уединились под столом? Валлейн… Думать о Валлейне…

Принесли тарелку с нарезкой и две внушительные кружки. Я сунула нос в свою, но там оказался ягодный квас, а не эль, который, как я слышала, принято в кабаках подавать.

Квас был хорош, от тарелки пахло вкусно, а я проголодалась и потянулась к аппетитным ломтикам. К шшисам манеры, на мне наряд гулящей девки и чужой камзол, меня облизал в подворотне привлекательный псих и я сижу с ним в кабаке. Народ оживился от дармовой выпивки, кто-то растолкал приснувшего в уголке барда, и стало очень шумно и очень весело. Мне тоже. А может дело в кружке эля, который я все-таки попробовала, дурацком привороте и наглых желтых глазах?

– Танец, так танец, – согласилась я, лишь бы отделаться от магнетического взгляда, и сбросила с плеч серый камзол.

И вот я уже на столе в центре зала, среди позвякивающих тарелок и кружек, а на моих руках откуда-то бубенцы. Мелодия флейты брызжет радостью и куражом, и тело, никогда не танцевавшее ничего подобного, само по себе выгибается и поводит бедрами, руки взлетают вверх и в стороны, рассыпая звон и азарт. Мои волосы вспыхивают огнем, кружась вместе со мной. Мечущийся в светильниках огонь отражается в них золотыми бликами, такими же как глаза безымянного наглеца. Он улыбается и прячет хищную улыбку за поднесенной ко рту рукой и мне вновь чудится рисунок на его скулах.

Их так много вокруг. Лиц. Глаз. Рук, отбивающих такт по столу, колотящих ложками в дно тарелок. Улыбок. Радости. Свободы. И я хочу, чтобы на меня смотрели. Я хочу, чтобы меня желали. Я хочу, чтобы он…

Флейта смолкла, и зал взорвался воплями. А народу-то прибыло! Несколько рук одновременно потянулись, чтобы помочь мне слезть. Ноги дрожали, сердце колотилось, лицо пылало.

– Попить? – желтоглазый сунул мне кружку, но едва я оторвалась от питья, кто-то за спиной завопил, что квас горький, а эль кислый.

Глаза с пульсирующими зрачками оказались очень близко, губы, обнажив чуть выступающие резцы, разъехались в улыбке и внаглую приложились к моим. Сердце трепыхнулось, проваливаясь на дно мира, а в глазах потемнело.

* * *

Так сладко мне еще не спалось никогда. Утро сочилось в витражные стекла и, просеиваясь сквозь кисейный полог, расцвечивало пространство внутри алькова цветными полосами. Я чуть приоткрыла глаза, наблюдая за радужными переливами и чувствовала, что улыбаюсь. Потянулась… Руки коснулись чьих-то чужих рук на подушке у меня над головой, и дрему как водой смыло.