«Температура, – воскликнула про себя, – неужели солнечный удар прихватила?»

– Катя, – затормошила она бесчувственную девушку, – ты, кажется, заболела, горишь вся. Голова не кружится? Не тошнит?

Больная приоткрыла глаза, взглянула бессмысленно на тетку и вновь закрыла их, бормоча:

– Тетя я уже не беременная. Я только сегодня вышла из больницы. Я так устала, можно я посплю немного? Я посплю, и все пройдет.

Тетушка всплеснула руками, она была в ужасе.

«У нее был еще один выкидыш? Я бы этого Андрея кастрировала. Девочка от предыдущего выкидыша не оправилась, а он опять за свое: наследника ему подавай. Ума не приложу, что мне теперь делать с ней, – пробормотала она вслух, – Корнея позвать?»

Она скорым шагом направилась звонить своему старому знакомому одинокому шестидесятипятилетнему холостяку Корнею Никандровичу, в бытность работавшему ветеринаром. Выслушав Евгению Ивановну, он тот час засобирался к ней и через двадцать минут входил в дом. Вдвоем они перенесли Катю с кресла на постель. Потом он устроился возле нее. Бывший ветеринар мог без рентгена и УЗИ сказать, чем болен человек, настолько в нем было чувствительное биополе.

Евгения Ивановна стояла рядом, ожидая результата его осмотра. Ее глаза уже были полны слез от жалости к племяннице, и она периодически вытирала их, чуть шмыгая носом.

– Женя, – заявил ее друг, – у нее надломлена психика. По моему ощущению, у нее сильные разрывы в ауре. – Ощущениям Корнея Никандровича Евгения Ивановна полностью доверяла, поэтому без возражений приняла его анамнез, и кивнула головой. Тем временем он продолжал, – не могу сказать, что привело ее к этому, в этом я уже не силен. Я не умею разгадывать прошлое и предсказывать будущее. А температура эта защитная функция организма. Как только она спадет, надо ей будет в лес сходить, чтобы восстановить биополе.

– Говорила я ей, чтобы она не связывалась с этим Андреем. Все из-за него паршивца ее страдания. Она ведь два выкидыша перенесла до этого. А сейчас в бреду сказала, что она уже не беременная, неужели еще один был? Ведь последний выкидыш у нее был полгода назад. Совсем надо стать бесчувственным без конца заставлять жену вынашивать ребенка. Походит три месяца беременной и все. Сам понимаешь, какая это боль бывает. А откуда тебе знать? – махнула она рукой, вспомнив, что Корней Никандрович мужик и ему никогда не приходилось быть беременным. От этих двуногих одно горе, добавила она про себя. Но, подумав, решила, что на своего друга ей не надо наговаривать, от него она видела только добро.

Корней Никандрович усмехнулся.

– Чего-чего, а это не приходилось чувствовать, – ответил он. – Но ты не переживай за племянницу, она молодая, организм ее выдержит эту нагрузку. Через две недели забудете, что она болела. А сейчас питье на травках и сон.

– Спасибо, тебе, Корней. Пойдем, чай попьем, поболтаем о жизни, заодно и травки заварим, – предложила она старику.

Полчаса спустя они пытались влить травяной настой в рот Кате, та упорно сжимала зубы, и полстакана пролилось ей на блузку. Евгения Ивановна отправилась снова на кухню за следующим стаканом снадобья. Второй стакан пролился меньше, потому что Катя вела себя менее агрессивно. Она явно бредила, потому что, исступленно бормотала, повторяясь: «Помогите, помогите ребенку», стуча зубами об стекло стакана. Вероятно, потеряв ориентацию во времени, она думала, что теряет ребенка. Корней Никандрович державший ее, полусидя, прошептал ей в ушко: «Выпей настой, и мы тебе поможем». Видимо, она все же слышала их, и слова дошли до ее воспаленного болезнью мозга, потому что она покорно открыла рот, разжав стиснутые зубы, и выпила оставшийся в стакане настой. После этого она расслабилась и откинулась на руки Корнею Никандровичу. Евгения Ивановна облегченно вздохнула, и, отправив своего помощника подождать в гостиной, сняла одежду с Кати. Натягивая на ее безвольное тело свою ночную рубашку, она сокрушенно покачивала головой, заметив, как сильно исхудала за эти годы ее племянница. Когда Катя выходила замуж она была приятной округлости, с розовыми щечками. «А теперь… Бедная девочка, бедная девочка, – только и могла Евгения Ивановна произносить, глядя на ее запавший живот и выделяющиеся ребра.