Но после нового года Ирина вдруг снова загорелась идеей заняться литературой. И чем быстрее приближалось лето, тем яснее и отчетливее стали вырисовываться будущие планы. Долгими часами бродила она по городским улочкам и паркам, о чем-то думала, просыпалась среди ночи и сидела в темноте на кровати. Мать стала подозревать что-то недоброе, уж не влюбилось ли её великовозрастное чадо, но на расспросы матери Ирина только отнекивалась и продолжала уходить в себя. В мае удалось ей сдельно устроиться на работу в архив ГУЛАГа, работенка так себе, конечно, и зарплата символическая, да и работа по оцифровке документов не сулила творчества, но доступ к уголовным делам репрессированных манил Ирину, как древние папирусы: чем-то загадочным притягательно веяло от них. Все выходные она теперь просиживала за новой работой, тщательно разбирая пожелтевшие листы старых толстых дел, смотрела в потухшие глаза людей на фотографиях с лагерными номерами. Среди этих запылившихся дел и мечтала она найти тот алмаз, при умелой огранке которого о многом можно будет сказать в литературе. Мечты о книге стали единственным важным элементом, который прочно прикреплял её к жизни, наделял эту жизнь смыслом, заполнял тот вакуум на дне пропасти чем-то настоящим, но сегодня не работал даже этот стимул. Утро рисковало перейти в затяжную депрессию. Даже привычный макияж Ирина наносила сейчас небрежно и неохотно, просто потому, что так надо. Собрав волосы в пучок, она выскользнула из дома и побежала в направлении метро. Можно было и не бежать, времени – вагон, но она как будто хотела в этот момент убежать от себя, от своей такой пустой, нескладной и никчёмной жизни. Каждое создание на этой земле играет свою необходимую роль, находясь в неразрывной пищевой цепочке живых существ. Человека никто не ест. К чему тогда он? Тем более, если этот человек не продолжит свой род, не выполнит важной функции, назначенной ему природой. Ещё совсем недавно Ирина как будто смирилась со своей участью одинокой женщины, поставила, так сказать, на себе крест, зарывалась с головой в работу, чтобы не думать об этом, но природа неизменно брала своё, она будто напоминала ей об этой важной функции любой, даже самой некрасивой женщины. Конечно, можно было себя утешать статистикой, что в России миллионный город одиноких женщин, которые никогда не выполнят своё предназначение. Вон соседка Юлька одинокая, подруга Наташка, да и в библиотеке только Вера Ивановна замужем, да и то лучше одной быть, чем за такого…Но сегодня все эти «утешительные» схемы не работали. Ирина будто наконец осознала, что навсегда-навсегда останется одна.

В библиотеке её встретила Катя, её коллега. Увидев разбитое лицо Иры, она не замедлила ей сообщить о том, как она сегодня плохо выглядит, как обострились у неё морщинки вокруг глаз и что неплохо было бы ей взять отпуск и отдохнуть. Ирина сегодня была не в том состоянии, чтобы отвечать колкостями на колкости. Она предпочла зарыться в библиотечном фонде, чтобы никого не видеть и никому не попадаться на глаза. Взяв в руки сотовый, девушка стала бесцельно листать новостную ленту и, не найдя ничего интересного, открыла галерею. С первой открывшейся фотографии на неё смотрела молодая девушка-заключенная, уголовное дело которой Ирина вчера сфотографировала, надеясь использовать что-нибудь из него в своей будущей книге. Она и сейчас не могла понять, почему из огромного числа папок выбрала для себя именно эту: то ли её впечатлил молодой возраст заключенной, то ли тот факт, что с «преступницей» её роднили одинаковые имя и отчество. Чтобы отвлечься от своих проблем, она принялась тщательно изучать каждую отснятую страницу репрессированной Ирины Анатольевны Каманиной, арестованной в далёком 1948-м году…