Вот и с рассказами похожая ситуация. Зарабатывая сочинительством, за последние десять лет я нашлёпал более тысячи рассказов, но всегда не от своего имени. Говорят, у Ленина было более ста сорока псевдонимов. Так, я давно уж на порядок переплюнул Ильича! Легко сочинять байки, исключив из них себя. Можно врать безгранично, от чего возникает ощущение всемогущества. Другое дело, если человек вылезет из анонимных личин и признается, что это он сам. Совсем иное получается отношение к событиям и себе. Даже говорить становится неловко, что это я писал некоторые эклектические интермедии для Балагана, это я ставил новогоднее шоу, я же и прыгал внутри ростовых кукол. Это я, а не кто-то другой оказался внутри той игровой программы, которая была произведена над людьми в 1991 году.

В 1991 году произошло нечто грандиозное, которое я долго не мог умом понять, аршином измерить, но по ходу дела накорябал здоровенную байду в стихах. Сообразил, стало быть, что оказался участником гораздо более масштабного и драматичного спектакля, чем те выдумки, сказки и сценарии, которые умел сочинять сам. Вирши, скроенные по горячим следам, казались мне тогда вполне точными, а значит и теперь можно использовать их в качестве верстовых столбов, или реперов, чтоб не сбиться с пути.

Нам говорят: «Блажен, кто этот

мир посетил в час роковой»

Ну что ж, пожалуй, это метод,

чтоб голос невеликий свой

вплести в историю большую,

когда ломаются миры.

Воображение рисует

картины будущей поры.

Потомки, надо думать, позже,

не скроют зависти своей

к тому, что нас теперь тревожит,

меняя ход привычных дней.

Тогда и мы с тобой, как мэтры,

седины свесив на пузы,

расскажем про лихие ветры,

что вынесли фуфло в тузы…

В действительности вышла глупость.

Да, вышло в результате так,

что все, кого сие коснулось,

не то, чтоб вовсе, но – дурак.

А чем ещё вы объясните

энтузиазм народных масс?

О «Белом доме», о защите

я начинаю свой рассказ.

«Белеет парус одинокий

в тумане моря голубом…»

Тьфу, блин, я, вроде, не о том…

Реальность выходит куда фантастичней придумок всяких авторов, сценаристов, или каких-нибудь там режиссёров. Многие люди, которых вместе со мной засосало в те турбулентности, уже ушли из жизни и если я где совру, то ничего не возразят. Другие – живут и здравствуют, несут в себе обрывки обманчивой памяти так же, как и я. Они меня, может, и поправят, скажут: «Эк ты, друг, заврался!» – но на этот случай у меня есть отмазка. Память любого трезвого человека мало отличается от воспоминаний пьяного артиста на следующий день после праздника. Так же обрывочно она выхватывает некие фрагменты, другие стирает напрочь, словно ничего и не было. Вон то запомнилось отчётливо, другое тоже, а что там происходило между? Пойди, откопай. Память прыгает вперёд-назад, не желая чётко следовать по той прямой, которую принято считать временем.

«Сам генерал пожал мне руку дверью»

(М. А. Кочетков)

Январь 1991 года оказался богат на внезапные радости, удивительные подвиги, неосознанные пророчества и творческие успехи. Начну с творческого успеха, когда сам министр культуры СССР Губенко – обратил высочайшее своё внимание на мой талант художника-оформителя.

Молодое поколение и не знает, поди, кто такой этот Губенко. Особо любопытные могут заглянуть в википедию, чтобы понять, какова была глыба, а я процитирую оттуда лишь самую мизерную часть: «…являлся членом КПСС с 1987 года, на XXVIII съезде КПСС в июле 1990 года был избран в президиум ЦК КПСС. С 21 ноября 1989 года по 28 августа 1991 года – министр культуры СССР…» – ну и всё, пожалуй. Этого хватит, чтобы стал ясен масштаб моей всемирной славы.