ДЕД ИЛЬЯ: И дьявола тоже нет. А есть одна эволюция. Мы – мартышки. Поскачем, поплачем, помрем, сгнием. (Бросает икону в сарай, там уже лежат остальные иконы Петровны.)

ПЕТРОВНА (крестит деда Илью): Изыди, дьявольское отродье, покинь тело раба Божия Илии, во имя Христово. (Открывает бутылку со святой водой, окропляет деда Илью.)

Дед Илья хватает полено, идет на Петровну. Петровна убегает.

ДЕД ИЛЬЯ: Сейчас я тебя знатно перекрещу.

Мимо дома Петровны проходят Колька и Воронцов. Петровна выбегает за калитку, прячется за Колькой.

ПЕТРОВНА: Посмотрите, ребятки, коммунистом на старости лет заделался! (Деду Илье.) Ирод ты, а не коммунист.

ДЕД ИЛЬЯ (Кольке и Воронцову): Здорово, мужики. (Петровне.) Замолкни. Я всю жизнь коммунистом был, коммунистом и останусь. И помру, если придется, тоже коммунистом.

ПЕТРОВНА (плюет себе под ноги): Тьфу!

ВОРОНЦОВ: При коммунизме такого разврата, какой сейчас в стране творится, не было.

ПЕТРОВНА (Воронцову): Воронок, ты-то откуда знаешь? Ты ж, когда Союз распался, еще в школу ходил.

ВОРОНЦОВ: И что? Вон, Сергеич нас сколько лет эксплуатирует, без выходного пособия. При Союзе бы его за такую деятельность живо к стенке. А сейчас – как сыр в масле катается, за наш счет.

ДЕД ИЛЬЯ: Вот карась. Но мы этого карася быстро прищучим.

КОЛЬКА: Это как же?

ДЕД ИЛЬЯ: Профсоюз вам надо организовать, вот как.

ПЕТРОВНА (выглядывая из-за Кольки, деду Илье): Не лез бы ты ни в свое дело.

ДЕД ИЛЬЯ (Петровне): Цыц! (Кольке и Воронцову.) Я про рабоче-крестьянские права все знаю. 20 лет отпахал в профсоюзном комитете. Предлагаю завтра собрать собрание и внести вопрос на повестку дня.

55. ИНТ. ОСТРОВ. СТОРОЖКА. ДЕНЬ.

Наташа ест вареную картошку из котелка. Вокруг ее головы летает металлический шарик. Володя роется в кармане. Достает серьги Натальи, кладет на стол перед Наташей.

ВОЛОДЯ: Вот, подарок.

Наташа берет серьги, рассматривает.

ВОЛОДЯ (смущается): Наталье купил, на годовщину. Она их никогда не снимала.

Наташа цепляет серьги на волосы. Серьги падают. Она поднимает серьги, крепит на платье, как ордена.

ВОЛОДЯ: Дай, помогу.

Володя берет серьги, наклоняется над Наташей. Отгоняет от ее головы шарик.

ВОЛОДЯ: Вот я полоротый! У тебя же уши не проколоты! (Показывает на свои мочки.) Вот тут дырки делают, а в них сережки вешают.

НАТАША: Почему.

ВОЛОДЯ: Для красоты.

Наташа дважды хлопает в ладоши. Шарик приземляется на стол, замирает. Наташа накрывает шарик пустой пол-литровой банкой. Встает из-за стола, подходит к стене сторожки. Там, прямо в доску, воткнута иголка с длинной ниткой. Наташа выдергивает иголку, решительно прокалывает себе сначала правое, потом левое ухо, даже не поморщившись. В момент проколов из ушей идет звук, как будто сдувается воздушный шарик. Володя, открыв рот, смотрит на Наташу. Наташа надевает серьги в уши.

НАТАША: Красота. Поехали.

56. НАТ. ДЕРЕВНЯ. ПЕРЕД МАГАЗИНОМ. ВЕЧЕР.

На крыльце магазина висит плакат – «С Днем Рождения, любимая деревня!». Под плакатом висит гирлянда, половина лампочек на ней не работает. На площадке перед магазином накрыт длинный стол, составленный из нескольких столов.

Мужики сидят с одного края стола, шепотом обсуждают с дедом Ильей создание профсоюза. Они все – трезвые. Пьет только Женька, который сидит отдельно от остальных.

Бабы сидят с другой стороны стола, выпивают, посматривают на мужиков, скучают. Маринка шушукается с бабами, встает, идет к Кольке.

МАРИНКА: Николай, идем танцевать.

КОЛЬКА (отмахивается): Да погоди ты! Вон, и музыки нет.

Маринка включает телефон, ставит песню, с ужасным качеством звука.

МАРИНКА: Вот, пожалуйста!