66. Лёша-Ксения уверенным шагом ступала по высокому, хвойному лесу, держа в руках соединённые карты – свою и димину. За ней спешил Дима – так звали подростка, хромал на правую и хлюпал носом. Димино колено было перевязано рукавом Лёшиной сорочки.

ЛЁША-КСЕНИЯ: В этих лесах раньше жила мещера, финно-угорское племя. Потом они растворились в древнерусской народности и теперь их совсем не отличишь. Я уже третий раз здесь. Через полчаса мы должны выйти к ЛЭП, а по ней – к деревне.

ДИМА: Я прочёл в инете, но не поверил, что если человек один остаётся – он может свихнуться. Теперь, блин, понял, что – правда.

Над Лёша-Ксенией и Димой принялось темнеть небо.

67. Лёша-Ксения сидела на коленях, составляя на мху озябшими руками две карты. Дима держал Лёшин фонарик над картами. Было почти совсем темно.

ДИМА: Ну что?

ЛЁША-КСЕНИЯ: Удивительно, что ты такое старье поешь.

68. Лёша-Ксения с Димой двигались по темному лесу. Фонарик не помогал, они отчаянно всматривались в пустоту.

ДИМА: Я больше не могу. Круто я упал, короче.

ЛЁША-КСЕНИЯ: Линия должна быть тут.

ДИМА: Нога – вообще.

ЛЁША-КСЕНИЯ: Надо ещё пройти, потерпи.

ДИМА: Да заблудились мы!

ЛЁША-КСЕНИЯ: Скоро выйдем к деревне.

ДИМА: Нога – вообще!

ЛЁША-КСЕНИЯ: Нет! Послушай…

Дима уселся на небольшой холм.

ЛЁША-КСЕНИЯ: Вставай! Надо двигаться! Пойдём!

Дима лёг на землю, растянулся на холмике.

ДИМА: Не могу больше! Я в инете читал, что вот такие возвышения – это древние могилы.

ЛЁША-КСЕНИЯ: Про переохлаждение слышал!? У меня спичек нет. Поднимайся! Вставай!

ДИМА: А чего Вы врёте?! Вы никогда тут не были! Вы сами не знаете, куда нам идти!

Лёша-Ксения вдруг села на землю и заплакала, закрыв лицо ладонями и согнувшись закорючкой.

ДИМА: Ну блин…

Лёша-Ксения растирала слёзы по лицу. Дима сел и выпрямился, придерживая ногу.

ЛЁША-КСЕНИЯ: Я не могу….Он не сможет. Не сможет нас вывести…

ДИМА: Кто?

ЛЁША-КСЕНИЯ: …Потому что он умер. Упал… ветка проколола бедренную артерию…

69. Дима и Лёша-Ксения спали на возвышении в груде наломанных веток под Лёшиной курткой, прижавшись друг к другу спинами. Лёша-Ксения открыла глаза, повернула голову и посмотрела вверх. Над ними простиралось глухое тёмное небо без звёзд.

70. Утром Дима ковылял впереди с картами и с Лёшиным компасом. Лёша-Ксения плелась сзади и напевала про себя. Моросил дождь.

ЛЁША-КСЕНИЯ (тихо напивая): Мана-манна-ох-маннна-охи! Хихи-хи-хи-хихи-хиппиня! Пинь-пинь-пинь-зинь-тинь-перевинь! Пере-кон, пере-лон, пере-вжик-перелук-перелю! Лю-лю-лю! Люб-ла-ла-лака, люблак-а-люблак!… Ла-лас-лас-ласооня-оооо-коласоня…

Начался ливень. Дима увидев, что карта промокает, содрал с себя номер, достал его из пакета, и сложил в него карту, а номер выбросил. Тот остался валяться в траве.

71. Лёша-Ксения, промокшая с ног до головы, зашла за невысокий куст, сняла штаны и села на корточки. Справа раздался шорох. Лёша-Ксения повернула голову. На неё сверху вниз смотрел седой человек в камуфляже и кепке.

72. Дом егеря был серый, из деревянных досок. В комнате стояло старое, с многочисленными чёрными пятнами зеркало, неожиданно большого размера, почти в полный рост. Рядом – на тумбе стоял ламповый телевизор, в котором отражалось окно, а в нём, в свою очередь, торчал двор с невысоким, редким забором. Во дворе – ворота, низкая лавочка, куцая грядка, и верёвка – на которой сохла одежда Лёши и Димы.

Тут в телевизоре отразился мини-автобус, въехавший через ворота во двор. Из мини-автобуса выбрался лысеющий мужик лет 37 в беговых лосинах и куртке сверху, потом парень лет 25 с соломенными дредами и ярко-зелёном спортивном костюме, и женщина лет 40 в красной куртке. Женщина первой вбежала в дом. В соседней комнате раздались возгласы, женский плач, Димин бубнёж. Мама Димы крепко-крепко обнимала его, уткнувшись ему в плечо, гладила по голове резкими движениями. Он выглядел ёще младше, потому что был одет в егерскую куртку и брезентовые брюки не по размеру. Рядом топтались тренер и его помощник.