– Что ж так долго, княже? – спросил Федор.

– Задержало буйно море, – молвил князь, светло хмыкнув под нос.

– Ох и много ж наверстать тебе надобно, Игорек! – И Федор бойким свистом подозвал лошадь.

Любимица вороная с боками лоснящимися подошла, отбивая копытами по мостовой, а с нею и жеребца для князя подвели. По коням, да поскакали, а уж прочий люд к усадьбе уж подтянется на клячах.

Уж на пороге терема загляделся князь Черных на резные украшения. Провел пальцами по рукотворному зверью, да и почудилось, будто бы те ему навстречу боднулись.

«Притомился, видать!» – думал Игорь, прижимая руку к сердцу.

Терем изнутри был еще пышнее, нежели снаружи. С каждой палатою все боле походило на сокровищницу. Покуда осматривался Игорь, Федор свистнул. На зов явился человек с кривою, крысиной мордой в черном кафтане. Басманов кивнул позади себя, на возню в сенях. Крысиная Морда пошел помогать с поклажею да слугами. Игорь глядел-глядел ему вслед да все ж спросил.

– А это ль не Степка? – спросил Черных.

– Он, родимый. Неужто помнишь? – подивился Басманов.

– Как же не помнить? Мальчишками учил нас в седле сидеть и премного чему, – молвил Игорь.

– Да… – протянул Федор.

В памяти так и ожило светлое да беззаботное отрочество ихнее, и запах скошенной травы, и конский храп в поле, кислый смородиновый сок, первая охота на грязного зайца худобокого, которого подбили, да не изловили.

– А вот же, нынче главенствую над ним и многими людьми при дворе, – произнес Басманов, поглядывая за Степкой.

– Батюшка твой, поди, гордится?

– А как ж не гордиться? – гордо приосанился Басманов. – Много ль видел при дворе да чтобы безбородый, а уж был в первом кругу да при совете? Да я с царем из одной чаши пью и смею молвить как есть, на духу! Да что ж я, придешь на пир, сам и поглядишь! А пока – за мною, за мною!

Так прошли друзья по коврам узорчатым да с бахромою ко столу. Накрыто все пышно, щедро. Лоснилось от жира, дышало жаром. Посуда – что дивный зверинец. То птицы да рыбы из сребра да злата загнулись причудливо, так и манят вкусить. На серебряных шеях лебяжьих оседало дыхание. Сидел Игорь да смотрелся в блюдо, точно в зеркало.

– Неужто кто придет еще? – спросил князь.

– Да нет, токмо мы с тобою, – ответил Федор. – Батюшка уж в Слободе дожидается. Как дух переведешь – тотчас же и нам в путь-дорогу. Лошадей с моих конюшен не видал – ай да резвые черти! Сколько прыти! Эх, то не бег, полет! И сбруи новые, то приедешь, чтобы все видели: гостя дорого везу!

Федор уж скинул черный кафтан да остался в расшитой рубахе.

– Ты поди, вели этим валандаям крестьянским, чтобы платье тебе с дорожного переменили! Али уже полюбилось тебе дрогнуть, как изгою псоватому? Ночка нынче сырая будет, гадская. Пущай бездельники…

– Постой ты, Басманов! – просил Игорь, схватившись за виски. – Не гони, не гони! У меня в глазах рябит от одного лишь твоего пира, и все еще несут! Куда ж нам двоим-то с этим управиться? Почем же зря народу-то приказывать новое кушанье нести, покуда сам ты едва ущипнешь, так и велишь нести новое?

– Народ-то мой больше всего-то и получит, ежели на то пошло, – хмуро смутился Басманов.

Игорь поджал губы. Мед в чашах так и не был отпит. Вдруг Федор повел головой, завидя кого-то за спиною князя. То слуги тихо да воровато крались, чтобы не попасться боярам на глаза. Игорь обернулся, заметил, как Михайло евонный шмыгнул средь прочих. Изменился Федор в лице. Еще с причала заприметил карлика, да не сказал ничего. Так и сидел Басманов вполоборота. Хоть крышка в погреб уж и захлопнулась и карлика уж не видать, застыли глаза, полные ядовитой лазури, да разум думам предался. Князь Черных заприметил, но и слова не вымолвил. Федор пробежался пальцами по столу, воротился взглядом к Игорю. Заиграли перстни от свету на тонких пальцах. Отчего-то покоробило князя – уж не к месту большие самоцветы, уж больно тяжелы. Былая радость все еще горела в сердцах обоих, да поутихла, и поднялась горечь, закоптилась.