Февраль лютовал и переметал метелью трассу Москва-Петроград.

Где-то под Вышним Волочком это и произошло.

Я дремал, вдруг Андрюха взвизгнул, вместе с тормозами:

– Пёстец!

И сразу жесткий удар. Открыл глаза и успел заметить, как собирается в гармошку синий капот «Газона» и пар рванул во все стороны. Потом, рукоятка переключения скоростей лупит меня по щщщам, и я оказываюсь под приборной доской.

Оказалось, что наш «Газончик» занесло на льду, и он врубился в задний угол борта грузового «Форда».

Дверь с моей стороны заклинило.


Гайцы, прОтокол.

Кабина остыла за считанные минуты. Андрюха пытался обогреть нас коптящим «Шмелем». Лохмотья керосиновой горелки плавали перед глазами. Дышать было невозможно. «Газенваген». Я вылезаю через водительскую дверь на дорогу.


Какая-то деревня. Есть палатка с водкой, пивом и сладостями. Продавец подсказал, что в соседнем доме-телефон.

Звонок в гараж. Завгар расстроился. Обещал срочно выслать «Камаз» за нами. Напугал его, что стоим посреди чиста поля, мороз тридцатник. На пять градусов соврал.

Сто рублей оставляю под телефоном…


Два дня пили. Ночевали в палатке. Вторую ночь помню плохо.

Утром пришел заводской «Камаз». Мы зацепили «пятьдесят третий» на жесткую сцепку.


Андрюха, с удивление выгреб, и выбросил в контейнер шесть пустых бутылок из-под «Лимонной водки»!!!

Меня похмелили и закинули в спальный отсек.


Половину дороги я давился слезами под бесконечного Шуфутинского. То ли от того, что не доехал до Риты, то ли стресс вытекал вместе с алкоголем. Так было горько и досадно. Я не понимал, почему?!


Водилы весело болтали на передних сиденьях, а я, через каждые полчаса выл навзрыд, закрывая рукавицей лицо и зажимая рот. Я не хотел, чтобы суровые «рули» зачислили меня в истерички…


Вылез напротив дома и купил бутылку перемороженного пива. Другого не было.

Глотал кусочки льда и слёзы. Вкуса пива не чувствовал…


Через месяц – повтор невыполненной командировки. Водилы из гаража не хотели со мной ехать. Говорили, что я «аварийщик».


Деваться им было некуда, выделили новую машину и другого водилу.

Разбитый «Газон» загнали на яму.

Рихтовали и меняли облицовку и капот, заменили пробитый радиатор, движок, треснувший и сорванный с креплений, обменяли на капремонтный…


Попытка номер три.

Опять уговариваю водителя «ЗИЛ-130» заехать в Сестрорецк. Соглашается.


Но под Тверью, встречный «Камаз» плюёт в лобовое стекло, совсем небольшим, камушком. Стекло осыпается в бутерброды, разложенные на пакете на моих коленях.


Март месяц. Минус десять, на скорости 30 км/ч, без стекла, это все двадцать пять градусов мороза с ледяным сквозным ветрилой. Всё, что было в сумке надеваю на себя и накручиваю на горло.

Десять километров в растеклённой кабине, до первого автосервиса. Покупаем «лобовуху» на деньги, отложенные на горючку до Сестрорецка.


Солидолим и вставляем, по очереди, голыми коченеющими руками (в перчатках не получается!), резиновое уплотнение по хитрогнутому периметру «зиловской лобовухи»…

Заезд в Сестрорецк отменен. Хватило бы денег на бензин до дома!


Из завода в Питере, решительно звоню в справочную телефонную службу:

– По данному адресу телефон не зарегистрирован! -сухой безразличный ответ, сжимающий, до отрицательного значения, надежду наконец-то обнять свою парашютную сестрёнку.


Грузимся и разворачиваемся домой…

А она была в каких-то ста километрах от меня!


Вот и всё…

Я удаляюсь всё дальше и дальше от неё – километры, годы разделяют нас.


Чувствую, реально-жгуче, её укоряющий взгляд на моей спине…

Но бывшая до этого расплывчатой, в смоге, за питерскими мостами, развидняется Наша Южная Набережная!..