Связующим звеном между Распутиным и Штюрмером был И. Ф. Манасевич-Мануйлов. Он являлся сотрудником газеты «Новое время» и тайным агентом полиции, секретарем и правой рукой Штюрмера, «своим человеком» у Распутина, редкостным авантюристом. По определению французского посла в России М. Ж. Палеолога, Манасевич-Мануйлов был одновременно «и шпион, и сыщик, и пройдоха, и жулик, и шулер, и подделыватель, и развратник – странная смесь Панурга, Жиль Блаза, Казановы, Роберта Макэра и Видока»[191].

В бытность Штюрмера премьер-министром Манусевич-Мануйлов возил его к Распутину на доклады о ходе дел.

Одно время Распутин весьма благоволит Штюрмеру, хотя отзывался о нем не без презрения. Окружающим говорил: "С горя я этого немца поставил. Не по душе он мне. Больно плутоват. Одним хорош, что от меня не уйдет. Я ему так и сказал: «Правь, да так, чтоб мои глаза видели не только то, что делаешь, но и то, над чем думаешь»[192].

Называл Штюрмера «старикашкой». За правительство премьер платил услужливостью, граничившей с раболепием: принимал к беспрекословному исполнению пожеланий старца о назначениях, награждениях, выдачах субсидий из казны и концессий, помилованиях, освобождении от воинского призыва. Он проводил в Совете министров рекомендованные им (в интересах стоящих за ним «клиентов») постановления. Вступив в должность, Штюрмер, прежде всего, приказал департаменту полиции обеспечить личную охрану Распутина наравне с членами императорского дома. Распутина оберегали (независимо одна от другой) четыре службы: «охранка», полиция, придворная полиция, а также особая частная охрана, организованная группой банкиров во главе с Д. Л. Рубинштейном[193].

Опьяненный властью, Штюрмер, однако, потерял осторожность в обращении со своим благодетелем и однажды в чем-то ему не угодил. На квартире у митрополита Питирима, куда Манасевич-Мануйлов доставил провинившегося, разыгралась сцена. Когда Распутин и премьер уединились, в соседней комнате послышался крик: «Ты не смеешь идти против меня! Смотри, чтобы я от тебя не отошел, тогда тебе крышка!»[194]

Милюков вспоминает и такой случай, свидетельствующий о полном подчинении царя воле Распутина. В феврале 1916 г. состоялся беспрецедентный приезд царя в Государственную думу. До этого он ни разу не посещал ее, отрицательно относясь к ней. Так вот, Милюков пишет: "Это, очевидно, было еще одно средство повлиять на Думу, – и оно исходило от той же клики. По крайней мере, известно, что Распутин хвалился перед своими охранниками: «Сказано мне: подумать, как быть с Государственной думой. Я совершенно не знаю. А знаешь что? Я его (царя) пошлю самого в Думу; пусть поедет, откроет, и никто ничего не посмеет сказать…»[195]

Другим министром, назначенным Распутиным, являлся А. Н. Хвостов. Его назначили на пост министра внутренних дел, который занимал до него «скучный» Щербатов. Хвостов был молодой и шутливый человек, энергичный и предприимчивый, но только не в государственной деятельности. Когда Николай II, по воспоминаниям Александра Михайловича, спросил министра юстиции об А. Н. Хвостове, какого он мнения о кандидате, то получил такой ответ: «Безусловно, несведущ в деле, по характеру совершенно не подходящий, весьма не глупый, но не умеющий критиковать собственные побуждения и мысли, не чужд… интриг. Вся его служебная деятельность будет посвящена не делу, а чуждым делу соображениям». И, однако, кандидат был назначен.

Николай делал вид, что очень интересуется думскими речами А. Н. Хвостова о немецком насилии. На самом деле это был обязательный кандидат, поставленный Распутиным, который еще раньше, по поручению из Царского Села, «прощупывал» душу Хвостова (тогда нижегородского губернатора) и нашел его «несозревшим». Теперь же он признавал, что на Хвостове «почиет бог, что-то ему недостает», – и все же вернул благоволение императрицы к своему ставленнику